Читать книгу - "Родичи - Дмитрий Липскеров"

— Выживет твой мальчик, сердцем чую…

— Сама чую! — вдруг грубо ответила Вера.

Старуха поглядела на девицу с интересом, но руки ее не отпустила. А девушке показалось, что сожми она сейчас пальцы Великой покрепче, все трухой ссыплется…

Лифт остановился, и они вышли.

— Где наш? — обернулась Лидочка навстречу рыжему человеку в хирургических одеждах.

— Вы кто? — поинтересовался хирург.

Лидочка назвала свою громкую на весь мир фамилию.

— А я — Боткин!

— Я, дружок, — пояснила старуха, — я настоящая, а ты фальшивый!..

На этих словах Никифор побледнел смертельно, попятился, захватал ртом воздух, пошатнулся, а затем и вовсе рухнул на линолеумный пол.

— Что это с ним? — бесстрастно поинтересовалась Лидочка.

— Сознание потерял, — объяснила появившаяся медсестра Катерина.

Она поднесла к носу Киши ватку с нашатырем и, пока тот кашлял и морщился, сообщила пришлым:

— Он — самый что ни на есть настоящий! Он — праправнук Боткина! И гений чистой воды! Почище предка будет!.. Это он спас вашего балеруна!..

Старухе вовсе не стало стыдно.

— Скажите, какой нежный! Я за свою жизнь лишь раз чуть в обморок не упала, узнав, что Алик гомосексуалист! Но не упала же!

— Лидочка!!! — схватился за голову тенор.

— А что такое?

За их спинами вновь раскрылись двери лифта, и появился Ахметзянов с бутербродами.

— А вот и наш импресарио! — поприветствовала Великая патологоанатома. — Сынок Алика, внебрачный!..

— Ах-х-х!!! — взрыднул Карлович. — Ах-х-х!…

— Конечно, прежде, чем он стал нетрадиционалом!..

Здесь Вера почувствовала, как ожила рука Лидочки, став внезапно молодой. Девушка засмеялась, да так искренне, что заставила посмотреть на себя изумленно.

— А чему так рады работники полового стана? — пришел в себя народный певец.

Вера осеклась, а тем временем пришел в себя хирург Никифор Боткин. Пока он поднимался с пола, Ахметзянов пожал всем присутствующим руки и, казалось, информацию о своем внебрачном происхождении воспринял ровным счетом никак. Зато руки у всех после пожатий стали пахнуть рыбой, с которой были бутерброды.

— Ну, что ж! — объединила всех Лидочка. — Пойдемте навестим нашу звезду.

— Конечно же! — поддержал Алик.

— Запрещаю! — воскликнул Никифор, и его рыжие волосы встали дыбом.

— Будет тебе, радость моя, командовать! — отмахнулась Лидочка.

— Действительно, — поддакнул певец.

— Меня-то ты, Никифор, пустишь! — был уверен Ахметзянов.

И тут вступила в события Катерина:

— Какая он тебе радость, старая! Сказали — нельзя, значит, тащи свою сушеную задницу обратно в лифт и тряси сухофруктами в своем монастыре! А ты, жиртрест, своим дворницким пальто только микробов пугаешь!..

От слова «жиртрест» Альберт Карлович, казалось, скончается на месте. Покраснел тухлым помидором и замер, ожидая немедленного инсульта. Но пронесло. Вера стояла с открытым ртом, а Ахметзянов радостно улыбался. Лишь одна Лидочка и в этот раз сохранила невозмутимое спокойствие.

— Тебя, деточка, что, мало пользуют мужчины? Ты чего здесь энергетику портишь своим ротиком зловонным!

— Вагина ненасытная… — неожиданно произнес хирург Боткин, после чего Катерина тоненько завопила и побежала по длинному коридору, стукаясь о стены.

— Господин Боткин! — обратилась к НикифорУ Лидочка, выпрямив спину до такой степени, что, казалось, старые позвонки вот-вот вылетят. — Милостивый государь, можем ли мы небольшой группой навестить нашего дорогого коллегу? Обещаем примерное поведение. При малейшем вашем сигнале ретируемся из палаты.

В обшем, Никифор так и представлял обхождение с ним — гением волею Божьей, — а потому смилостивился и, кивнув головой, проводил посетителей к палате со студентом Михайловым.

Звезды нашли Спартака «ничего-ничего»!

— Бледненький, конечно, — констатировала Лидочка. — Но молодцом!

Запахло рыбой, и все обернулись на Ахметзянова, который набил полный рот расплющенной кетой и белым хлебом.

— Не ел сутки, — оправдался импресарио, выронив из-за щеки кусок пищи, который незаметно, ножкой-ножкой, пхнул под кровать только сейчас проснувшегося студента Михайлова.

— Какой сегодня день? — спросил господин А.

— Среда, — ответили хором.

— Премьера в пятницу?

Все, кроме Веры, вежливо засмеялись.

— Отдыхай, голубок! — разрешила Лидочка. — Премьеру перенесем!

— Что-то случилось? — заволновался студент.

Господа переглянулись.

— Если вы из-за меня, то к пятнице я буду готов!

— Браво! — воскликнул Алик, и все зааплодировали.

— На этом закончим на сегодня! — скомандовал доктор Боткин.

Звезды Большого и импресарио Ахметзянов дружно сказали «До свидания!» и развернулись к выходу.

— Может она остаться? — Голубое небо смотрело на Никифора.

— Конечно-конечно!.. — чуть ли не заикаясь, проговорил Никифор и взъерошил солнце своих волос.

— Я буду здесь, неподалеку! — возвестил Ахметзянов и закрыл за всеми дверь.

Вера стояла, прислонившись к стене. Бледная, со сжатыми губами.

— Подойди, — попросил он.

Она села на край кровати. Он улыбнулся.

— У меня сердце слева, — сказал.

Она тоже улыбнулась со слезами на глазах.

— Не веришь? Иди сюда!

Она знала, что ему пробили грудь рельсом, а потому боялась даже постель тряхнуть ненароком.

Он освободил из-под одеяла руки, и она опять задохнулась от красоты его пальцев…

Он взял ее лицо прохладными ладонями и уложил себе на грудь, на ее левую сторону, на бинты.

— Слышишь?

И она услышала. Сердце четко билось слева.

А потом стучащее сердце начало двигаться. Сначала оно достигло середины грудной клетки, потом вдруг опустилось к диафрагме, затем вновь поднялось и медленно заскользило вправо, пока не утвердилось в своей привычной правоте и не принялось отбивать мерные тридцать ударов в минуту.

— Сними джинсы! — приказал он.

Она подчинилась безропотно. Ошеломленная происходящим, стянула за джинсами и трусы, обнажив великолепную бабочку, и села, крепко сдвинув колени.