Читать книгу - "Сезон дождей - Илья Штемлер"

– Мое отношение? – произнесла Наталья. – Какое у меня отношение, Сейка, посмотри вокруг.

– Ну так и поезжай с ними! – прервал Евсей из какого-то своего внезапного окаянства.

– И поеду! – Наталья словно дождалась этой реакции мужа.

– Езжайте! – окаянство продолжало душить Евсея. – Езжайте к еб… й матери!

– А ты?

– Я – остаюсь!

Подобно камню, что сорвался и летит под гору, круша все на пути, Евсей резко поднялся на ноги, опрокинув стул. И, натыкаясь по пути на неожиданные углы, что подставляли стол, буфет, дверные косяки, скрылся в кабинете.

Возмущенно скрипнули пружины дивана – за месяц крымской командировки Евсей явно потяжелел. С чем согласился и валик-подголовник, испустив дух лежалой пыли. Евсей закинул руки за голову и сцепил пальцы замком на затылке. Испуг разметал мысли. Взгляд бездумно уперся в простенок, между книжным шкафом и окном. Фотография маленького Андронки с бантом на белой рубашонке и с мячиком в руках. Сколько ему на той фотографии? Лет шесть-семь. Распахнутые глазенки смотрят с веселым укором. А потом? Потом были школа, институт, аспирантура в Физическом институте. Все шло гладко, точно у принца крови. А ведь Андрон по паспорту, да и внешне был из тех самых. Ну, горбинку на носу он мог перенять у Натальи. Как и разрез глаз и высокий выпуклый лоб. Но откуда у Андрона вьющиеся пружинистые черные волосы, взрывом растущие во все стороны?! Покойная мама уверяла, что это гены деда Муни, вздорного портного-брючника из местечка Дубры, где-то в Белоруссии. Это ж надо – прорвалась наследственность. А вот от кого Андрону передалась страсть к точным наукам, к физике – неизвестно. В роду Дубровских были, в основном, гуманитарии. Может быть, от Майдрыгиных надуло? Может быть, их пращур, Шапса Майзель, тяготел к точным наукам, недаром слыл купцом первой гильдии, в таком деле без точных расчетов высоко не прыгнешь. Как бы то ни было, но Эрик уверял, что у Андрона способности не ординарные в области теоретической физики, а Эрик в этом понимал. Аналитический склад ума физика-теоретика отразился и на нраве Андрона – тихом, задумчивом, уравновешенном. Евсей не мог взять в толк – как Андрон, с его разумным анализом, с его тонким художественным вкусом, мог увлечься «фарфоровой куклой». Трудно представить более разных людей. Высокая, тощая, с широкими мосластыми плечами, над которыми на тонкой шейке прикреплена маленькая головка с несколько вытянутым кукольным лицом. Вот глаза у нее действительно красивые – овальной формы, крупные, серо-голубые, обрамленные густыми ресницами, с искристыми зрачками. И волосы – мягкие, длинные, золотисто-желтые. Галя окончила физическое отделение университета и обладала железным характером человека, знающего цель. На какой-то научной конференции она подошла к Андрону и в «приказном порядке» пригласила его в буфет, а через неделю – в загс. Успев за это время вызвать своих родителей из Волгограда. Они так и ввалились к Дубровским, отдуваясь под тяжестью двух гигантских волжских арбузов и с обратным билетом на поезд. И несколько дней жили не у Дубровских, а тактично у своего родственника, директора мебельного магазина.

Евсей улыбнулся, он вспомнил разъяренное лицо покойной матери – она упрекала его и Наталью в индифферентном отношении к судьбе Андрона. «У меня один внук и я хочу, чтобы он получал удовольствие от жизни. Чтобы он поднимал голову от своих формул хотя бы ночью. А что он видит ночью?! Ту же формулу! Плоскую задницу жены и грудь, как моя стиральная доска?! Мужчина должен познавать гармонию, это я вам говорю, как старый провизор. А иначе – сплошной валокордин и корвалол». Евсей пытался возразить матери, он говорил, что именно женщины такой конституции бывают более привлекательными для мужчин, чем какая-нибудь грудастая квашня. Неспроста знаменитых моделей и кинозвезд отличают подобные формы. Ярость матери выражала нечто большее, чем беспокойство за возможные неврозы внука. Антонина Николаевна чуяла сердцем появление в семье бомбы замедленного действия.

– Тебе надо решать, Евсей, – голос жены прервал путаные мысли Евсея. – Ребята уже навели справки в ОВИРе. И куда-то записались.

Тусклые стекла книжных шкафов и секций словно из последних сил удерживали многотомный строй своих царственных обитателей. Их красочные корешки, подернутые патиной времени, таили покорность своей планиде и уверенность в том, что все устроится, что их давно определившаяся судьба не может измениться. Что может случится, скажем, с «Приключениями Телемака»? Книгой в красном сафьяновом переплете с золотым обрезом, напечатанной на александрийской бумаге в 1785 году в Голландии? Подарок дяде Семе от какого-то генерала Госбезопасности за сложнейшую хирургическую операцию генералова брата. Или с «Историей Трои», ровесницей Петра Первого, попавшей в шкаф дяди Семы от важного больного из Политбюро. Перед отъездом дядя Сема весь день просидел в кабинете, перелистывая свое сокровище, и плакал. Он пытался вывезти хотя бы что-нибудь из поэзии Серебряного века, обращался к влиятельным бывшим пациентам из Комитета госбезопасности. Хотя бы «Соловьиный сад» Блока, изданный в 1918 году, или Бальмонта, или Ремизова. Не получилось! Наоборот, обратив на себя внимание, он удвоил рвение таможенников при досмотре «дальнего» багажа и лишился более безобидных вещиц, хотя непонятно – какую государственную тайну хранили поэты Серебрянного века? Тогда дядя Сема взял клятву с племянника Евсея. Если со временем не удастся переправить к нему его достояние, то Евсей передаст книги Публичной библиотеке. Безвозмездно. С единственным условием, чтобы отметить как дар Дубровского Семена Самуиловича, хирурга-уролога, спасшего сотни жизней советских читателей.

– А как мне быть с этим? – Евсей повел подбородком в сторону книг.

– Что успеешь – продай, – подхватила Наталья. – Есть люди, которые за проценты все быстро продадут. Моя мама знает таких людей.

– Татьяна Саввишна, – вяло спросил Евсей, – тоже?

– Да. Вместе с нами. Одной ей здесь делать нечего. С нами и поедет. Или ты против?

Евсей усмехнулся. Его отношения с тещей были вполне пристойными. За все время они ни разу не повздорили. Дело давнее – покойный Сергей Алексеевич даже ревновал свою Татьяну к зятю, и не на шутку. Упрекал жену в том, что та только и норовит помчаться в дом дочери с какой-нибудь помощью. Но усмехнулся Евсей по другому поводу – Наталья, как это бывало нередко, уже все решила за него.

– Мы с тобой и здесь не всегда ладим… – проговорил Евсей, но так и не закончил фразу.

– Тогда, Евсей, нам надо разойтись, – прервала Наталья.

Так падают в пропасть. Сердце взметается к горлу и перехватывает дыхание. Все значительные куски жизни сплющиваются, как под мощным прессом в общий ком, скукоживаются, оставляя в душе обиду, безоглядную, как океан. И страх.

Они уже давно трепали слово «развод», превратив его в какую-то мочалку, лишенную конкретного смысла. Но сейчас, при этих обстоятельствах, слово сбрасывало все наносное. Точно пес, что стряхивает с себя водяные брызги. И тут важно – кто раньше произнесет это слово, тот и будет душевно защищен. Раньше произнесла Наталья, оставив Евсею обиду и страх.