Читать книгу - "Десять вечеров - Сборник сказок"

друг к другу, незачем нам сочетаться узами любви. Но почему положены вместе хурма и соль? Верно, велит она, чтоб я соединил их в песне.

И он произнёс:

Солёный привкус на губах.

Но оттого ли, что поспела

Хурма на берегу морском,

Иль оттого, что не поспел я

Мою красавицу догнать?

Услышала это девушка и сказала:

– Какое нежное у тебя сердце! Словно чистый лотос в мутном пруду, как будто золото в грубой обёртке из плетёной соломы… Вот возьми! – подала ему листов десять чистой бумаги.

«Что это значит? – подумал он. – Одни чистые листки! Неужели хочет она, чтобы ответил я на письмо, в котором ничего не написано?»

Только могучие боги

Могут в сердцах прочитать

Тайные помыслы наши.

Иль за посланца богов

Ты принимаешь меня?

Услышав это, девушка воскликнула:

– Ты победил! Вот возьми и надень на себя.

С этими словами она вручила ему парадную накидку, широкие шаровары, шапку и меч.

Таро Лежебока очень обрадовался:

– Вот счастье так счастье!

И драгоценные одежды, унаследованные девушкой ещё от предков, он накрутил на свою бамбуковую палку.

– Накидку мне, наверно, дали надеть на сегодняшний вечер, а я завтра в неё наряжусь. Не треплите её, псы, не украдите, воры! – и засунул накидку под веранду. Потом захотел он надеть шаровары, а что это такое, не знает. То на голову наденет, то на плечи накинет, бьётся с ними, мучится, а никак не сладит. Наконец служанка помогла ему надеть шаровары. Хотела она надеть на него шапку, только смотрит: волосы у него полны пыли, грязи и вшей и так спутаны, точно за всю свою жизнь он ни разу гребня в руки не брал. Кое-как причесала она Таро Лежебоку и надела ему на голову шапку. Кончила Надэсико наряжать его и говорит:

– Сюда, сюда, пожалуйте!

Таро Лежебока в своём родном краю Синано ходил только в храм по крутым скалистым дорогам. Как ступил он на ровные, гладкие, смазанные маслом половицы, так ноги у него поехали, словно по льду. Кое-как ввела его Надэсико в покои к своей госпоже и удалилась.

– Явился я по твоему зову, госпожа, – сказал он, поскользнулся и с размаху грянулся затылком о пол. И точно другого места не мог он выбрать! Свалился прямёшенько на драгоценную цитру, носившую имя Тэхикимару135. Госпожа Дзидзю считала эту цитру бесценным сокровищем и пылинке не давала на неё сесть.

Увидев это, девушка воскликнула:

– О, несчастье! Моя любимая цитра! Как же мне быть теперь!

Слёзы полились у неё из глаз, а щёки запылали, словно кленовые листья осенью.

В горе воскликнула она:

Цитра моя разбита!

В чём я усладу найду?

Порваны звонкие струны…

Таро Лежебока, ещё не успев подняться с пола, взглянул на девушку и, опечаленный до глубины души, сказал заключительные стихи танка:

Можешь меня приструнить.

Я покорюсь смиренно.

«Ах, какое нежное у него сердце! – снова подумала девушка. – Значит, он – моя судьба! Видно, крепка и нерасторжима была связь между нами в прежних рождениях. Не случайно он так крепко полюбил меня».

И повела с ним сладкие любовные речи.

Занялся рассвет. Хотел было Таро Лежебока уйти побыстрей, но девушка сказала ему:

– Нечего делать! Раз уж суждено было нам встретиться, то союз наш, верно, продлится не только в одной этой жизни, но и в будущих рождениях. Если ты вправду меня любишь, оставайся здесь. И хоть я только дворцовая прислужница, но ты ни в чём не будешь знать недостатка.

– Быть по-твоему, – сказал он и остался.

После этого госпожа Дзидзю вместе со своей служанкой стали ухаживать за ним днём и ночью, причёсывать его и купать в горячей ванне. На седьмой день он стал подобен прекрасной жемчужине. С каждым новым днём красота его сияла всё ярче, так что получил он прозвище «Несравненного красавца». Перед ним померкли все прославленные любезники двора. Никто из них не мог бы сравниться с Таро Лежебокой в искусстве слагать рэнга136 и танка.

Супруга его была женщина умная, она стала обучать мужа правилам этикета. Он быстро выучился с бесподобным изяществом носить нарядную накидку, ходить в длинных шароварах и надевать шапку на убранные в причёску волосы, затмевая своим видом любого вельможу императорского двора.

Услышал про это Будзэн-но ками и призвал его пред свои очи. Явился он на зов в парадном платье и чинно сел перед господином.

Поглядел на него господин.

– И в самом деле «несравненный красавец». Но как твоё настоящее имя?

– Таро Лежебока, – ответил тот.

– Чудное имя! – воскликнул Будзэн-но ками и повелел именовать его «Саэмон Песня» за несравненное умение слагать песни.

Спустя сколько-то времени дошёл слух об этом необыкновенном человеке до государева дворца. Государь приказал Саэмону Песне немедля явиться во дворец. Тот стал было отнекиваться. Не тут-то было! Пришлось ему сесть в экипаж с занавесками, украшенными каймою, и отправиться во дворец. Там провели его в церемониальный зал. Государь повелел ему:

– Поелику, говорят, ты весьма искушен в сложении стихов, то сочини две песни, приличные случаю.

Стояла ранняя весна. На цветущей сливе порхали соловьи. Слушая их пенье, Саэмон Песня сочинил вот какое стихотворение:

Всюду вокруг звенят

Влажные от непролитых слёз

Соловьиные голоса.

Брызжут сквозь ветки цветущих слив…

Или это весенний дождь?

Микадо спросил тогда:

– А в твоём родном краю как называют сливу?

Не успел Саэмон Песня услышать эти слова, как воскликнул:

Пускай по-другому зовут

В деревне цветущую сливу,

Лишь там она хороша,

А то, что в столице цветёт,

Как и назвать, я не знаю…

Микадо был тронут до глубины души.

– Кто твои предки? – спросил он.

– Не знаю. У меня именитых предков не было.

– Узнайте в Синано, так ли это, – повелел государь.

Правитель Синано справился в местных летописях, и что же оказалось!

Некогда в Синано был сослан принц по имени Нии-но тюдзё. Он приходился вторым сыном императору Ниммэй, который был пятьдесят третьим государем по счёту со времени основания династии.

Принц этот очень печалился, что долгое время не было у него детей. Однажды отправился он на поклонение в храм Дзэнкодзи и попросил Будду даровать ему детей. Будда ниспослал ему сына, но когда ребёнку было