Читать книгу - "Мистер Бейкон и Independence Hal - Елена Мищенко"

Его же пригласили заниматься объектами ЦК – две поликлиники четвертого управления, санаторий, жилой дом для работников обкомов. Зато у него много аспирантов, и все они получают ученую степень. Из всех соискателей только один его подвел – собственный сын. Но у него были другие руководители. Конечно, если бы он был его аспирантом, он бы уговорил Шуру отказаться от проблемных капитальных тем. Уж слишком в Москве развито местничество. Каждый из больших деятелей старается не пускать посторонних в свою тематику. Вот и набросились на него в ВАКе. Взял бы он скажем «Почтовые отделения в сельской местности», или «Проектирование начальных школ на Украине», или что-нибудь еще в этом духе – и сделал бы легко и прошел бы ВАК как по маслу.

А то, что его не пригласили принять участие в проектировании центра города, то это, может быть, к лучшему. Когда начали долбать архитекторов за излишества, его фамилию поставили бы первой, как это сделали в период кампании борьбы с космополитизмом. И опять бы вставали на советах его бывшие аспиранты и кричали, что не хотят сидеть за одним столом с расхитителем народного достояния (тогда кричали «с беспаспортным бродягой»), и опять бы он сидел по ночам и писал письма в ЦК, оправдываясь за свою вредительскую деятельность и перечисляя свои заслуги перед советской архитектурой, и опять ждал бы безнадежно ответы на эти письма. Так что нет худа без добра. К площади Калинина он подходил немного успокоенный. Сама преобразившаяся площадь оказывала на него благотворное действие, и, успокоенный, он сел на шестнадцатый троллейбус и поднялся по Михайловской на горочку в Академию – можно сказать– рушившуюся Академию.

Академия уже трещала по всем швам. Началась новая эпопея. Хрущев не хотел иметь советчиков – седовласых авторитетных академиков. Он сам себя считал академиком в области архитектуры, изобразительного искусства и сельского хозяйства. Напрасно Евгений Иванович Катонин на последнем заседании президиума убеждал всех, что академик – это пожизненное звание. Бедный Евгений Иванович – хороший архитектор, блестящий график, настоящий ленинградский интеллигент – верил в незыблемость академической системы. Это где-то за рубежом, действительно, есть пожизненные звания, но только не у нас. В 37-м отбирали ученые звания, в 48-м отбирали ученые звания и не только ученые звания. А сейчас все пройдет значительно проще: нет Академии – нет академиков.

Он прошел к зданию на Большой Житомирской, 9. Это была святая святых – здание Академии. Зашел в вестибюль. Перед ним предстало необычное зрелище. Сотрудники собирались в вестибюле и в поэтажных холлах и жарко обсуждали грядущие события. Каждая кучка была Ноевым ковчегом – здесь, наряду с младшими и старшими научными сотрудниками, простыми инженерами и архитекторами, встречались академики и членкоры. Люди периодически перебегали от одной кучки к другой в погоне за последними новостями и слухами.

В уголке стояли академики Лобаев и Будников и что-то жарко обсуждали. Массивный Лобаев, с мощной фигурой и крупными выразительными чертами лица, напирал на Будникова очень эмоционально. «Борис Никитич, – подумал он, – не даром так сильно волнуется. Ему есть-таки что терять. Он построил себе роскошную дачу в Конче-Заспе, дорожки выложил керамическими батареями, вдоль дорожек поставил бетонные вазы, сделал гараж на две машины (в их семействе было две «Волги»), построил большую мастерскую для своего сына – художника Леонида Стиля. Неизвестно, как новое начальство отнесется ко всему этому». Он подошел к спорящим академикам.

– А, Яков Аронович, – приветствовал его Михаил Сергеевич. – Добрый день, если его можно назвать добрым. Вот Борис Никитич доказывает мне, что виной всему происходящему являются архитекторы.

– А как же, – оживился Борис Никитич. – В пятьдесят шестом прошла эта дикая реорганизация под лозунгом борьбы с излишествами в архитектурных проектах. Академия архитектуры стала Академией строительства и архитектуры. Но это не помогло. И сейчас вообще ликвидируют Академию. И все дела будут решать чиновники из Госстроя, которые в строительной науке ни хрена не смыслят. – Следует отметить, что Борис Никитич был несколько грубоват.

– Может, вы и правы, – ответил он. – Но дело в том, что во все века стройками, даже самыми крупными, руководили зодчие, и они отвечали за свои сооружения. И Микельанджело за гигантский собор Святого Петра, и Бруналеско за Санта Мария дель Фиоро. И заказчик имел дело только с зодчим, а не с мастерами и не с каменщиками.

– Это вы на меня намекаете, – улыбнулся Будников.

– Ну что вы, Михаил Сергеевич. Вы у нас самый авторитетный специалист в области строительства. Я просто хочу сказать, что когда начали зодчих пинать ногами и бросили их в подчинение прорабам и чиновникам, начался весь этот ералаш. Начальство не хочет авторитетов, оно само хочет быть авторитетом.

– Вот! – воскликнул Лобаев. – В этом и есть вся причина этих диких преобразований.

Подошла Алла Даниловна Иванова и тут же включилась в беседу.

– Вы совершенно правы. Сейчас все отдано на откуп чиновникам из Госстроя. А какие из них градостроители? Они все глубоко невежественны в вопросах теории. А в градостроительстве нельзя опираться на вкусовщину и собственные пристрастия. На последнем совете в Госстрое никто из них не знал, какое отличие между жилым районом и микрорайоном. Какие-то дикие термины «степень охвата территории», «размеры неудобья». Руководитель отдела Госстроя спрашивал, что такое «агломерация», и просил поменьше применять иностранных терминов.

Разговор затягивался. Он распрощался со своими собеседниками и двинулся к лестнице. На ступеньках стояла Евгения Ивановна Склярова. Женщина она была экспансивная и в своей обычной манере провозглашала на весь вестибюль не совсем этичные истины, стараясь перекричать всех и привлечь к себе максимум внимания:

– Это хамское отношение ко всем к нам. Это возмутительно и недопустимо. В Академии работает много тысяч человек. Одних только академиков и член-коров 32 штуки. Куча заводов и филиалов. И никто из этих деятелей не счел нужным посоветоваться ни с нами, ни с нашим руководством. Все решали безграмотные чиновники, которые не хотят, чтобы строительством руководили профессионалы. А где Головко? Куда смотрит Союз архитекторов? А где президент? Почему он молчит? Я сразу говорила, что нельзя назначать президентом инженера, да еще из провинции. Небось при Заболотном никто себе такого безобразия не позволял…

Евгению Ивановну начали, как всегда, усмирять. Он не стал дожидаться конца этой дискуссии и стал подниматься пешком по лестнице. На втором этаже он столкнулся с Добровольским. Анатолий Владимирович поприветствовал его и поинтересовался:

– Как это вам все нравится? Доигрались! Кем я был до сих пор – Академиком Всесоюзной Академии, Академиком Украинской Академии, автором сотен крупнейших объектов. А теперь я кто? Безработный архитектор. Хожу, ищу халтуры. Вот, договорился подработать у Алика Малиновского в мастерской. Да, да, безработный. Я слишком активно занимался проектированием и не успел обеспечить себя учеными званиями.