Читать книгу - "Гибрид - Игорь Беляев"

Дворничиха сказала:

— У ивреев кровь черная.

Я пошел в парадку и порезал палец.

У меня кровь красная.

Значит я — не иврей.

Но у папиной бабушки вчера из носа тоже пошла кровь красная.

Или Дворничиха сказала неправду?

Или папина бабушка — не иврей.

Еще Дворничиха сказала:

— Ивреев не любят за то, что Криста распяли.

А папина бабушка сказала, что Кристос тоже был ивреем.

Получается, раньше все были ивреи? А уже потом сделались русские.

Дворничиха всем рассказывает, что «иврей за иврея» горой. А вот русского им обобрать — как два пальца описать. Они и революцию для этого сделали.

Папин дедушка, когда про это узнал, сказал бабушке, чтобы только я не слышал:

— Может, они думают, что и Гитлер еврей?

Бабушка на дедушку так заругалась! И сказала, что он совсем стал «мишиген» со своим Марксом.

Дедушка обиделся и перестал с ней разговаривать на целый день.

Наша Дворничиха с Никицкой живет во дворе. Только двор не она чистит. Для этого у нее есть муж. А она просто сидит на лавочке, грызет семечки. И ждет нового ребенка.

— Иди-ка сюда, несмышленыш!

Это она меня так подзывает.

— Ну, где твой папаня?

Я говорю:

— В командировке.

— И зачем это люди дурью маются! Только детям очки втирают. Ни в какой он не в командировке. А нашел на свою жопу приключение.

Дворничиха говорит много веселых слов. Только мне их повторять нельзя.

— Сидит твой папаня. Как миленький!

Я не спорю. С Дворничихой никто не спорит. Она все равно лучше всех знает. И соседи ее боятся.

Мне просто делается жарко. И стыдно.

За себя и за папу.

Даже за бабушку. Ведь моя мамина бабушка никогда не врет? Да и папина бабушка только преувеличивает. Они сказали — «в командировке». В командировке!

А может, мой папа… в командировке… сидит?

И тогда никто не врет.

Когда говорят «сидит», это значит… в тюрьме.

Гулять мне уже не хочется. Совсем. Иду домой.

Но дома — молчу. Ни у кого не спрашиваю про это дело. Пусть думают, что я еще маленький.

У Дворничихи много детей. Вовка еще не самый старший. Он мой друг с Никицкой.

Вовка ко мне часто ходит. Дворничиха сказала, что со мной играть все-таки можно.

А бабушка сажает Вовку пить чай или обедать. И наваливает ему всегда больше котлет, чем мне.

Тут Вовка мне по секрету такую штуку сказал:

— Когда мамка снова родит, ей премию отвалят. Денег — тысячу. Она мне — велик. Как пить дать! Я с нее не слезу. Обещала — гони, туды твою мать! А то с дитем твоим — пусть Пушкин сидит. Что я, рыжий? Туды твою мать!

Может, Вовка и врет насчет велика?

Но веселых слов он тоже много знает. И я у него учусь. Тут Аня меня раздевала, и я ей сказал:

— Во бля… во бля…!

Ну просто так, для смеха.

А бабушка мне за это ухо отодрала. До красноты! Первый раз за всю жизнь! Целый час ревел.

Я вообще думал — ухо отвалится.

Дворничиха Вовку за слова никогда не бьет. Вот если он чего-нибудь стырит, тут его отец, канешно, ремнем.

А я еще ремня не пробовал. Никогда.