Читать книгу - "Ковыль (сборник) - Иван Комлев"

Они отошли с Лукерьей за поворот тропки, сели на бугорок, на подгоревшую от долгого летнего жара траву. Лукерья чиркнула зажигалкой. Затянулась глубоко, выпустила дым кверху, запрокинув лицо.

То, что вчера поругались, Светланой не забыто, но теперь, когда у Лукерьи случилось несчастье, женская солидарность взяла верх над неприязнью, и она пошла на мировую:

– Часто он у тебя так?

Лукерья вновь затягивается, дым выпускает на сей раз из ноздрей:

– Не знаю, – говорит она после паузы. – Раньше я думала, что он – мой, весь с потрохами, – помолчала, словно проверяя сказанное. – На корабле баб нет, не мог он как-то изменить. А на берегу всё время вместе, как придёт из похода, радуется, что до меня дорвался. Что случилось, не могу понять.

– Бывает. Это у них случается такой бзик. Да и с нами тоже, – Светлана вытянула ноги, посмотрела на них критически сверху вниз, перевела взгляд на реку и дальше, на заросли кустарника на той стороне под обрывом. – Вон, видишь?

Парень с девушкой переплыли реку, укрылись за кустами, чтобы их не было видно со стороны пляжа, и целовались всласть.

– Ну и что теперь? – спросила Светлана. – Горшок об горшок и – врозь?

Лукерья молчала, рассеянно наблюдая, что делается на другом берегу, курила.

– Нет, – сказала наконец, – потерплю. Только бы он не бросил. У меня же никого – только он да сын, тоже Сашка, – пригасила сгоревшую до самого мундштука папиросу, обхватила ноги руками, положила на колени подбородок, собралась в комок – одинокий, мягкий и беззащитный. – Детдомовская я. В тридцать восьмом меня сдали туда, три года было, и я даже не знаю, кто были мои родители и куда они девались. Умерли или ещё что, – глаза у неё повлажнели. – С детским домом мне не повезло. Порядки у нас были… Защитить нас, девчонок, было некому. Ребята постарше за кусок хлеба… Которая упрямится, так ту и без угощения. Когда выпустилась, паспорт получила, завербовалась на Дальний Восток. Там и встретились. Он с меня потребовал, чтобы я сказала, кто у меня первый был, а я знаю? Мне это не нравилось, когда подросла, то стала отбиваться. Да и в детдом новый директор потом пришёл, старого арестовали… Питание наладилось, прекратили этот бардак. По-настоящему у меня, кроме него, никого и не было.

– Выть хочется, – сказала Светлана. – Мужичьё так устроено: девок стремятся соблазнить, а в жёны им девственницу подай. Господи, как живём! Для чего? – она повертела меж пальцев свою потухшую папиросу, снова прикуривать её не стала, ткнула в землю. Помолчали. – Когда я вышла за Тольку, то сразу забеременела. А в профкоме мне путёвку на юг предложили, на море. Сроду и не мечтала, представляешь? Прикинула: растолстею к тому времени, как, думаю, я с испорченной фигурой на пляже появлюсь? Нашлись «добрые» люди, указали мне старуху, она мне аборт сделала. Подпольный, при Сталине было запрещено, и правильно, как теперь понимаю: это же убийство! Вот и наказана: на курорт съездила, а детей – нет.

Неподалёку от них на тропке появился суслик, заметил фигуры, которых не было здесь прежде, отбежал к норке, стал возле неё столбиком, замер, дожидаясь, когда страшные незнакомцы проявят себя. Стоило Светлане снова заговорить – нырнул, спасаясь, в нору.

– Такая наша бабья судьба: поторопишься сладкого ухватить, отрыжка потом на всю жизнь.

– Да, – Лукерья распрямилась, посмотрела вверх, где в синеве плавал коршун. – Люди, как этот суслик, опасность видят не в той стороне, где она их поджидает. Ну, а сиротку взять не хочешь? Знаешь, как они там о маме мечтают…

– Думала. Надо было на несколько лет раньше. Я ведь стала такой мегерой – муж вздрагивает. Сумею ли быть ласковой и сдержанной?

– Сумеешь. Отмякнешь.

– Наверное. Мы с Анатолием разговаривали насчёт того, чтобы усыновить мальчишку лет трёх.

– Света! – Лукерья посмотрела Светлане прямо в глаза. – Возьми девочку!

– Девочку? – в сознании медленно свершался переворот – с девочками хлопот больше. – Толю я уговорю, согласится. Обещаю.

Пора было возвращаться, они встали и пошли друг за другом по узкой тропинке, не ведая, как скоро Светлане придётся исполнить обещание. И девочкой этой станет Юля, племянница, отцу которой судьба отсчитывала последние минуты, а матери её хватит десяти дней, чтобы угаснуть от горя и последовать за ним.