Читать книгу - "Ковыль (сборник) - Иван Комлев"

– Нет, скорее, контакт где-нибудь нарушился, – возразил Павел, – она у меня прямо на полу стояла, хряпнулись-то крепко. Ты уверен, что вертолёт в порядке и взлетит?

Соломин посмотрел Павлу в глаза с изумлением:

– Кошмар! Мне даже в голову это не пришло!

– Смотрите, – услышали они в этот момент голос сзади, – кто-то плывёт!

– Где?

Все остановились. Тропа в этом месте шла по обширной мари, подступившей к реке, лишь кое-где на ней росли деревья да прямо у воды – кусты и голые колючки шиповника.

– Где?

– Да вон же! Чёрное, блестит!

В том месте, где они прошли несколько минут назад, с противоположной стороны плыл какой-то зверь, уверенно преодолевая течение.

– Крыса, – сказал кто-то, – или ондатра.

– Ну, крыса! Смотри, как прёт! Крысу бы унесло. Сохатый!

– Какой сохатый? Где рога?

– А они у них сейчас есть?

Чёрная голова миновала середину, приблизилась к берегу, а ясности, кому же понадобилось форсировать реку в такое половодье, не было. И только когда пловец коснулся ногами дна и стал выходить на берег, все ахнули:

– Медведь!

– Чего стоим? Мясо!

И все кинулись назад, побежали к тому месту, где бугор и трава скрыли зверя. И Павел с Федором бежали следом за возбуждённой толпой, хотя в карабине у Середюка не было ни одного патрона и его можно было употребить в дело лишь в качестве дубинки.

Ханитов, добежав до того места, где вышел из воды медведь, остановился и стал перезаряжать ружьё, после вчерашнего удачного выстрела по куропатке у него в обоих стволах теперь были патроны с мелкой дробью. Все сгрудились возле него, выглядывая зверя, и, хотя скрыться поблизости, казалось, было совершенно негде, медведь словно сквозь землю провалился.

И тут пришло отрезвление: а вдруг медведь сам не прочь поохотиться и ждёт в засаде, когда к нему кто-нибудь приблизится?! Теперь все готовы были бежать обратно.

– Давайте не разбредаться, – сказал Соломин и потихоньку двинулся по тропе. Они отошли, постоянно оглядываясь, метров на четыреста, но хозяин тайги не изволил предстать перед непрошеными гостями. Уж не померещился ли?

– Время! – вспомнил Соломин.

Павел взял у Бойкова радиостанцию, быстро размотал антенну, набросил конец её на куст, покрутил настройку.

– Горит! Работает!

– Мистика!

В трубке – шорох и потрескивание.

– Ножовка, Ножовка, – позвал Павел, – я Ножовка семь. Как слышишь меня? Приём!

– Я Ножовка, – раздалось так громко, что Павел отпрянул от трубки. – Слышу хорошо. Кто такой седьмой? Приём.

– Дай-ка, – Соломин схватил трубку. – Ножовка, слышишь меня? Это я, Фёдорович. Отправь лодку за нами вверх по реке. Большую лодку, понял? Приём.

– Понял, Фёдорович, понял: лодку большую. Всё? Приём.

– Да! Жратвы какой-нибудь! Возьми у меня три булки хлеба, нет, четыре, тушенки десять банок. Ещё чего-нибудь. Приём.

– Понял: поесть отправить. Приём.

– Так. И найми лодку с мотором, сразу же отправь бочку с бензином, семьдесят шестой бензин, для вертолёта, и пару канистр пустых захвати. Понял? Приём.

Канистры нужны были для того, чтобы заправить вертолёт на взлёт и посадку, по ручью на груженой лодке до вертолёта, разумеется, подняться не удастся.

– Понял: семьдесят шестой – бочку, канистры. Что пообещать за лодку?

– Ну, это самое, я везу. Слышь, Ножовка, мы остановились на правом берегу, сразу за прижимом. Обрыв такой рыжий. Понял?

– Понял, Ножовка седьмая, за прижимом. Всё?

– Да! Выйдешь на связь в двенадцать, на всякий случай. До связи!

– Понял, седьмая, в двенадцать связь. До связи!

Лодка им встретилась часа через три, когда они остановились у четвёртого по счёту ручья, преградившего им путь. Группа разделилась.

Пилоты и Соломин на лодке, в которой привезли бочку с бензином, продолжили путь вверх по реке. Васильев с тревогой посматривал в небо: прошли сутки, как порт в Ванаваре потерял с ними связь, думают ли там, что по разгильдяйству экипаж не доложил о посадке по прибытии на базу, или предполагают худшее и начали поиски? Заправиться и взлететь – вот главное, только на высоте можно выйти на связь, а тогда уж можно будет объяснить посадку тем, что хотели дозаправиться, да вот бензина не оказалось: строители – такие-сякие! – использовали не по назначению. Влетит, но выговором отделаться можно будет, а то и устным втыком. Начальство ведь тоже не очень заинтересовано, чтобы о происшествии узнали в министерстве.

Ревел лодочный мотор, лодка, увлекаемая ещё и стремительным течением, летела по воде, берега – то пологие, то обрывистые – торжественно уплывали назад. Павел, поёживаясь от свежего ветра, сидел на передней лавочке и не любовался пейзажами, а внимательно следил за тем, чтобы их судёнышко не налетело на препятствие – на деревья, которые едва видны были из-под воды, или кусты, вырванные половодьем. Он вовсе не желал, чтобы полоса неудач продолжилась купанием в ледяной воде. Спасательных поясов на них не было, и помощи с берега, в случае аварии, ждать не приходилось.

Павел думал о жене, о сыне и о том, что Судьба, вероятно, есть. Окажись поляна, на которой они приземлились, на полкилометра дальше, даже на две сотни метров, и никакое мастерство пилота их бы не спасло, и лежали бы они сейчас в железном братском гробу с переломанными костями. По чьей «милости»? Вчера ещё работали с авиаторами в одной команде, а сегодня аэропорту уже нет дела до Середюка, Ханитова, Тамары и других геодезистов. В винтики превратились и трудяги-лётчики: Васильев, Гардер, Носов, Михеич. А всего-то и делов: повернули рычажок сознания на свою выгоду вместо выгоды общей, и пошло дело вкривь и вкось. Возможно, что со скамейки маленькой лодчонки не виден ему стратегический путь большого государственного корабля, но и капитанам на высоком мостике вряд ли приходит в голову, что живёт где-то на свете рядовой инженер Середюк, оставляет на полгода семью, чтобы уйти в тайгу и создавать карту, на которой будут начертаны мудрые планы…

За очередным поворотом, на берегу, Павел увидел серые деревянные дома посёлка. Начиналась полевая работа.