Читать книгу - "Небесный Стокгольм - Олег Нестеров"

Май вселял надежду. Казалось, мир немного сошел с ума. В Америке все шло к тому, что победит Роберт Кеннеди, младший брат убитого президента. Его называли «голливудским Бобби», так он умел располагать, толпы по всей стране скандировали: «Бобби, поцелуй меня». В своих выступлениях он выступал единым фронтом с Сахаровым, вряд ли зная о его существовании:

«Мы не считаем простое продолжение экономического развития и бесконечное накопление собственности ни тем, что должно быть целью всей нации, ни тем, что может удовлетворить отдельную личность. Мы не можем измерить национальный дух с помощью „среднего показателя Доу-Джонса“, а национальные достижения – с помощью валового национального продукта. Ибо за ним стоит загрязнение атмосферы, он складывается из уничтожения лесов, где растут секвойи, он растет вместе с производством напалма и ядерных боеголовок… Он повышается в результате выхода на радио и на телевидение программ, которые прославляют насилие, чтобы продавать товары нашим детям.

И коль скоро валовый национальный продукт включает в себя все это, есть и многое такое, что в него не входит. Он не учитывает здоровье наших семей и наших детей, уровень образования, который они получают, ту радость, которую они испытывают во время игр. Ему также безразличен уровень порядочности и безопасности на улицах. Он не учитывает ни красоты нашей поэзии, ни прочности заключаемых браков, ни честности чиновников… В валовом национальном продукте не измерить ни остроты нашего ума, ни смелости, ни мудрости, ни учености, ни жалости, ни нашей преданности родине. Короче говоря, он служит мерой всего – кроме того, ради чего стоит жить…»

Мир хотел меняться. Все те, кто хотел протестовать, видели, как это нужно делать, включая телевизор. Телевидение вдруг тоже стало другим, появилась спутниковая трансляция, и теперь материалы для эфира не нужно было везти самолетом с одного континента на другой. Весь мир видел происходящее в прямом эфире. Еще одним поворотным пунктом стала многоразовая видеопленка. До этого репортажи снимались на 16-миллиметровую кинокамеру, которая обычно стояла на треноге, много не наснимаешь, лимит. А тут можно было разгуляться, и в эфир стало попадать все больше и больше живых кадров. И самое важное, телевидение стало играть роль не только в распространении информации, но и в формировании представления о ней.

По всему миру шли демонстрации. Складывалось даже впечатление, что они проводились ради съемок – отличная фактура, динамика, эмоции, даже если протестовать выходило пятьдесят человек, главное, чтобы они заполняли кадр. А если в дело вмешивалась полиция, начиналось вообще первоклассное зрелище, и хоккей был не нужен.

В Америке забурлило с двух сторон. Беспорядки на расовой почве привели к тому, что там всерьез стали готовиться к войне. В Лос-Анджелесе стоял вопрос о приобретении полицией бронемашин с пулеметами 30-го калибра, в Чикаго для нее купили 11 вертолетов, обучили 11 000 полицейских обращению с тяжелым вооружением, заготовив 150 000 боекомплектов патрон.

Война во Вьетнаме приносила еще больше проблем: было убито 15 000 солдат, в месяц призыв составлял 48 000 молодых людей. Обычно от призыва прятались в Канаде, но иногда бежали прямо со службы, получая политическое убежище в Швеции. В месяц на войну тратилось 2–3 миллиарда долларов, и амбициозная программа «Великое общество» президента Джонсона с масштабными социальными преобразованиями была отложена на неопределенное время.

Телевидение делало свое дело. Правительство потеряло контроль над общественным мнением, люди увидели жестокость во Вьетнаме и вышли на улицу. В Нью-Йорке несколько десятков тысяч демонстрантов прошли от Центрального парка до здания ООН. В Париже в День влюбленных 100 000 человек скандировали: «Америка, долой!» В Западном Берлине четырьмя днями позже на Кудамме состоялось крупнейшая антиамериканская манифестация, кричали там по-футбольному: «Хо-Хо-Хо-Ше-Мин!» – и предлагали американцам либо разобраться с собственным империализмом, либо убраться из города навсегда.

В Америке ежемесячно волнения охватывали порядка тридцати университетов, но и школы не отставали: в Бруклине несколько сот старшеклассников заняли все школьные помещения, включили пожарную сигнализацию и требовали их лучше кормить и чаще устраивать танцы.

В Испании студенты выступали против Франко, на 38 дней Мадридский университет был закрыт. В Бразилии протестовали против диктатуры. В Японии требовали вывода из страны американской военщины. В Варшаве устроили демонстрацию после запрещения пьесы «Дзяды» Адама Мицкевича. В Праге учащиеся университета прошли через старый город с лампадками и свечами – общежитие не очень хорошо освещалось и там было холодновато. В Эквадоре студентам показалось, что плата за проезд слишком высока.

Но в Париже творилась что-то невероятное. В начале мая президент де Голль ввел в столицу отряды сил безопасности, вот-вот должны были начаться переговоры по Вьетнаму с участием всех конфликтующих сторон, в город съехались журналисты со всего мира. Конфликт между студентами и полицией разрастался с каждым днем: булыжники, слезоточивый газ, 60 баррикад, в какой-то момент руководство сил безопасности перестало контролировать своих сотрудников, и началась бойня.

Включились телекамеры, пошли репортажи на весь мир, где в прямом эфире журналисты заливались, как футбольные комментаторы.

В этот момент профсоюзы Франции объявили всеобщую забастовку. Все встало. К концу мая бастовало 10 миллионов человек.

Некоторые ответственные политики всерьез заговорили о революции.