Читать книгу - "Морок - Михаил Щукин"

– Свататься, говорю! И приданое сразу заберем!

– Ты гляди, быстрый какой… – пробормотал Нефедыч не то с одобрением, не то с осуждением.

Вера еще спала. Сонную, Андрей подхватил ее на руки и, сбиваясь, торопливо зашептал:

– Собирайся, поехали. – Осторожно посадил на диван, ткнулся лицом ей в колени. – Глупо, конечно, что так. Но зачем тянуть? Собирайся, поехали.

– Куда, Андрюша?

– Поедем ко мне, будешь жить у меня и будешь моей законной женой. Только не отказывайся!

– Андрюша, да как же это… Ты сам на себя не похож…

– Конечно, не похож. От страху это, Вера. А вдруг откажешься?

– Дай мне хоть переодеться.

– Переодевайся. Нефедыч, где ты? Вещи таскать будем!

В понедельник утром Рябушкин встретил Андрея хохотком.

– Ну, милый мой Андрюша, ну, отколол номер… Как ты его? Об стенку, значит, головой? А он: «я руководитель!» Умру, не встану.

И Рябушкин снова хохотал.

– Интересно, будет жаловаться или нет? Если пикнет, ты, Андрюша, отбрасывай лишнюю скромность, набирай номер и напоминай ему, что в этом кабинете, точнее в лесу, было. Он сразу успокоится. Скажи, что еще жене позвонишь. Вот хохма будет!

– Да иди ты! Буду я еще пугать его из подворотни.

Рябушкин перестал смеяться, поправил указательным пальцем очки. Он уловил раздражение в голосе Андрея.

– А ты не торопись, милый Андрюша, посылать меня куда подальше. Такие, как Авдотьин, живут по библейскому принципу, чуть переиначенному: обгадь своего ближнего, ибо ближний обгадит тебя и возрадуется. Ты не торопись, Андрюша, ты еще не знаешь таких типов.

Но Андрей уже не мог остановиться:

– Попугивать, как ты, я не буду. И гадости их собирать – тоже.

– А они тебя, Андрюша, съедят. Ам – и нету мальчика. Кулаками, дорогой мой, им ничего не докажешь. Хорошо, случай такой, да и в милицию он не пожаловался, а то бы уже пятнадцать суток отбывал. У них, Андрюша, вес и положение, значит, и воевать надо по-другому.

– А-а! – махнул рукой Андрей.

– Как знаешь. – Рябушкин, насупясь, склонился над бумагами.

Со дня на день на Оби ждали ледохода.

Андрей всегда любил это время и в выходной день, с утра, вместе с Верой отправился на реку. Берега уже освободились от снега, посерели, а сама Обь еще лежала под синеватым льдом, изъеденным солнцем, готовясь вот-вот вырваться, забурлить и с силой плеснуться на свои крутояры, в протоки, в старицы и на заливные луга.

Под старой кряжистой сосной Андрей с Верой разложили маленький костерок, подкармливали его сухими ветками и поджаривали на прутиках нарезанное ломтиками сало, прихваченное из дома. Над головой, высокое и бездонное, стояло весеннее небо, в котором тонул и растворялся человеческий взгляд, внизу, под ногами, пробивалась среди прелых прошлогодних листьев пока еще робкая травка. Птицы пробовали голоса, и они звонко, далеко слышались.

Задумчиво глядя на реку, Вера попросила:

– Андрей, расскажи мне о вашей семье. Я хочу о ней все знать, я и тебя тогда буду лучше знать. Так ведь?

Андрей подбросил веток в костер, долго молчал, собираясь с мыслями.

В каждой семье есть свои ненаписанные истории. Их и не надо записывать, потому что входят они в память с самого детства и не забываются до старости. Четыре такие истории хранила и агаринская семья.

Одна из них – про дом.

В середине пятидесятых годов, когда немного очухались от войны, с азартом и жадностью кинулись крутояровские мужики строиться. Спешили, словно боялись, что времена изменятся и будет поздно. Ставил себе дом и леспромхозовский сплавщик Егор Агарин. Да слишком уж медленно двигалось дело. С весны, лишь вскроется Обь, начинался сплав, и хозяин до осени пропадал на реке. А без хозяина какой дом растет?

Вот и стоял сруб, как бельмо на глазу, почти год. По весне откидал от него Агарин снег, неделю помахал топором, выматерился и воткнул топор в бревно – Обь начинала трогаться.

В это самое время и объявилась в Крутоярове плотницкая артель. Сколотил ее приезжий чернявый мужичонка, которого крутояровцы, острые на язык, сразу же прозвали Шустрым. И вправду, что на разговор, что на ногу, что на дело – шустрый был. И все бегом, бегом, а сам маленький, худенький. Тому банешку срубили, этому пристройку, все по-доброму, ладно.

Покряхтел Агарин, почесал затылок и пошел к Шустрому на переговоры. Сладили. Плотники – за дело, а хозяин, как обычно, плот в город повел. Вернулся, а дом почти готов, крышу только осталось покрыть да полы настелить. Наталья прямо ног под собой не чует – летает. Понятно, надоело в избушке тесниться. У той избушки углы все прогнили.

Цену, правда, плотники заломили немалую, но все-таки терпимую.

Как раз на зазимок, по осени уже, впервые затопили в новом доме печку. Ровно загудело пламя, поджаривая непросохшую еще глину, густой дымный столб пополз в небо. Печка есть, топится, значит, и дом готовый. На радостях Агарин, расплатившись с плотниками, еще сверх того угощение от себя выставил. Хватило на гулянку до самого утра. Наталья три раза ставила варить суп в ведерном чугуне. К утру, когда уже почти все опали, хозяин с Шустрым сидели за столом в обнимку и дружно тянули: