Читать книгу - "Собрание сочинений в 9 тт. Том 6 - Уильям Фолкнер"

тогда, а просто «Хватит», и окинул взглядом все в последний раз, еще один раз напоследок, ибо Он ведь создал их; оглядел этот край, этот Юг, которому даровал столько — леса для дичи и реки для рыбы и глубокую тучную почву для сева и влажную весну, чтобы всходило семя, и долгое лето, чтобы вызревало, и ясную осень на сбор урожая, и короткую мягкую зиму для блага людей и животных — и не увидел надежды нигде, и за пределы края кинул взгляд, туда, где должна бы обитать надежда, где на восток, на север и на запад беспредельно раскинулся весь этот столько обещавший материк, задуманный как гавань, убежище для воли и свободы от того, что ты назвал жалким закатом Старого Света, — и предстали Его взору богатые потомки работорговцев, бабы обоего пола, для которых негр, о чьих бедах они вопили, был таким же экспонатом, экзотическим образчиком, как бразильский привезенный в клетке попугай, — бабы, принимающие в теплых, наглухо закупоренных залах резолюции о насилии, об ужасах, о возмущении и отвращении; политиканы, громовыми речами добывающие голоса избирателей, и проповедники, шаманскими спектаклями зарабатывающие свой гонорар, для кого несправедливость и насилие, чинимое над неграми, было такой же отвлеченностью, как Тариф, как Серебро или Бессмертие, и для кого кандалы и отрепья черных рабов служили такой же митинговою приманкой, как и пиво, флаги, огнь геенны, игра на пиле и прочие цирковые фокусы; и предстали вертящиеся шестерни фабрик, ради прибыли производящих новые кандалы и новое убогое тряпье взамен сносившегося, прядущих хлопок и выпускающих машины для его очистки, вагоны и суда для перевозки, и предстали люди, что владеют фабриками и получают прибыль, что устанавливают и берут налоги на хлопок, и плату за его перевозку, и комиссионные за продажу, — и мог бы Он отвергнуть их как свое творение отныне и вовеки из рода в род, пока не только Старый Свет, из которого Он спас их, но и этот Новый Свет, который он открыл им и куда привел их как в убежище и гавань, обратится в жалкий камень, охладевающий на последнем багряном закате среди бездыханного моря[32], — если бы не один молчаливый вахлак средь всего этого пустого шума и никчемной ярости, не один-единственный простак средь всей этой оравы крикунов, который был настолько простаком, что решил: насилие и ужасы — это не жупел и не отвлеченность, а просто-напросто насилие и ужасы, и был настолько вахлаком, что решил действовать, а болтать он не мастак был и не грамотей, — или, возможно, недосуг ему было болтать, — один из всех из них, не сверливший Ему слух лестью и божбой, потом мольбою, а потом угрозой и не удосужившийся даже уведомить Его заранее о своем намеренье, так что другой кто, помельче Его, мог бы и не обратить внимания на простое действие — на снятие дедовского длинноствольного ружья с оленьих рогов над дверью, — и, заметив это действие, Он молвил: «И меня зовут Браун»[33]. А тот: «И меня тоже». И Он: «Тогда кто-то из нас не Браун. Ведь я против убийства». А тот: «И я тоже». И Он, торжествующе: «Так куда же ты идешь с этим ружьем?» И тот ответил одной фразой, одним словом; и Он, не ведающий ни надежды, ни гордости, ни печали, изумился: «Но где же твое Общество, твой Комитет и Должностные Лица? Где твои Протоколы, Предложения? Парламентские Процедуры?» А тот: «Я не против всего этого. Протоколы с процедурами, должно быть, хороши для тех, у кого время есть. Я только против того, чтобы слабых, потому что они негры, держали в рабстве сильные — потому только, что белые». И вот Он снова обратил благой свой лик к нашему краю, решив его все же спасти, ибо столько уже для нас… и Маккаслин:

— Для нас?

и он:

— …для людей этих, которых все еще опекал, ибо они Его созданья…

и Маккаслин:

— Обратил свой лик к нам? Благой лик?

и он:

— …чьи жены и дочери все же хоть супы и холодцы варили для черных, когда тех сваливала болезнь, и шли с подносами по грязи и сквозь стужу в смрадные лачуги, и сидели там, поддерживая огонь в очаге, покуда не переломится болезнь и не спадет горячка, — но Ему недостаточно было того; а когда болезнь особенно тяжка случалась, то раба по их распоряжению переносили в господский дом, даже в гостиную, и там они ходили за больным, — что, впрочем, белый господин сделал бы и для любой иной своей недужной скотины, скажем лошади, но вот человек, нанявший ту лошадь в конюшне, уже не сделал бы, — однако ж и того недостаточно было Ему; так что молвил Он, но не в печали, ибо сам сотворил их и потому не мог питать печали так же, как не мог питать надежды или гордости: «Очевидно, научить их может одно только страдание, а запомнить могут они лишь подчеркнутое кровью…»

и Маккаслин:

— Эшби едет прогуляться под вечер[34], навестить каких-то дальних материных родственниц или приятельниц, и наезжает случайно на стычку сторожевых отрядов, и, спрыгнув с коня, в своем плаще с малиновым подбоем, — мишень отменная для пуль, — ведет горстку незнакомых солдат на укрепленную позицию стрелков, сызмала набивших глаз и руку на лесной охоте. Боевой приказ генерала Ли, в который завернули, должно быть, пяток сигар, а кончив курево, обертку выкинули — и нашел ее янки, офицер-разведчик, на полу салуна за линией фронта северян, когда Ли уже разделил свои силы перед Шарпсбергом[35]. Или вспомнить Джексона в Чанселлорвильском сражении — он смял уже фланг Хукера[36], считавшего охват своего фланга неосуществимым, и ждал только рассвета, чтобы продолжить неустанные гвоздящие удары, что отбросили бы все вражеское крыло на Чанселлорвиль, на штаб-квартиру Хукера, который, сидя на веранде за ромовым пуншем, слал Линкольну депеши, что он разбил войска Ли; и тут Джексона — средь темной ночи, среди целой стаи младших офицеров — находит и сражает пуля, посланная одним из его же дозорных, и командование принимает Стюарт[37], этот храбрец, словно родившийся при сабле и в седле и со всевозможным воинским уменьем, кроме лишь уменья тупо крушить и гвоздить неприятеля; и тот же Стюарт уходит в рейд по пенсильванскому задворью как раз тогда, когда генералу Ли из всех сведений о войсках Мида наиважней бы знать расположение Хэнкока на гряде Семетери-ридж; а вспомнить Лонгстрита[38] в той же Геттисбергской битве, или когда в темноте, по ошибке, один