Читать книгу - "У подножия необъятного мира - Владимир Шапко"

Неприятности, бестолковщина и невезуха начались сразу же, едва экспедиция покинула двор финского. Давно известно: если знойным августовским полднем по улице к Иртышу пылит пятёрка огольцов в трусах и тюбетейках, если они настороженно зыркают по сторонам, заговорщицки перемигиваются, крестом приставляя к губам указательный палец, если вдувают при этом в уши друг дружке что-то явно секретное, после чего прямо-таки пломбируют ладошками свои рты… то всегда, непременно – как в кино, мгновением – выщелкнет рядом с ними точно такую же пятёрку огольцов. Ещё миг – и ещё одна пятёрка с другого боку чешет в таких же трусах и тюбетейках… Свернули было с Красноармейской влево, чтобы запутать следы – ни один не отстал. Стали тянуть от дороги вправо – прибавился Поляна: побежал удивлённо в канаве, мотаясь, как столб…

На грызулинском дворе стали хватать, вырывать друг у друга вёсла, кормовик, длинный шест. Дыня закричал, отобрал всё, раздал своим. Тем самым дал понять остальным, кто есть кто здесь. Так что – чего уж? Обязанности на судне распределены – чего уж? Остальным бы можно и отвалить теперь – чего уж?

Не тут-то было…

Когда выкатились на дамбу и метрах в сорока увидели на воде колыхающуюся связку лодок, все разом стали. Зачем-то начали молчком оглядывать друг друга. Проверяюще. Явно с тайным подвохом, коварством… И вдруг – иэххх! – всей оравой стартанули. К лодкам. Дескать, кто первые – те и поплывут. Впереди сам Дыня несётся. Шаток и Санька с вёслами наперевес. Зеляя кидает, цепляет шестом о рвущихся вперёд остальных. И Павлики сзади бежит с черпаком, подпрыгивает: «Куда-а? Дурачки-и-и!»

Дыня первым опомнился, тормознул. Его команда – тоже. Но остальных мимо пронесло, и они пуще наддали.

Подлетели к воде, запрыгали, вместе с лодками заплясали. Сталкивают, спинывают друг дружку в воду. Мгновение – и расселись. Все. В одной лодке. Только локтями ворчливо поталкиваются. Дыню ждут. А Дыня как увидел школьный класс в одной лодке – так пошёл в сторону, за живот схватился. «Да не в той! Не в той!» – «Чё, чё не в той?» – «Не в той лодке расселись! Хах-хах-хах!» Снова свалка пошла.

Ну, хватит – хорошего помаленьку! Дыня со всей определённостью проорал, что напрасна такая борьба отчаянная, напрасна, в лодке пойдут только пятеро: Шаток, Текаку, Зеляй, Павлики и он, Дыня – люди проверенные, надёжные. Всё! Дыня припал на песочек, стал доставать из заначки в трусах аккуратно заплёванный бычок, спички. Его команда солидно расселась рядом. Ну а остальные (что ж тут поделаешь!) взяли счастливцев в преданнейший частокол, сопливыми затёсами заблестев.

Как бы окончательно повязывая разбойничков своих одной верёвочкой, Дыня пустил бычок по кругу. Понимая всю серьёзность момента, «разбойнички» молча давились дымом. Курение, настоящее, мужское – это не осуществлённая пока что голубая мечта Шатка. Вот она – сладко струится с кончика прикуренной шикарной папиросы «Пушки» (в данном случае бычка), пропущенной меж двух пальцев, небрежно откинутой в пространство руки. Но не будешь же только любоваться ею. Мечтой-то этой голубой. Надо же и к губам её поднести. Затянуться, заглотить. А вот тут и начинаются, можно сказать, одни неприятности. Задача: как заглотить – и удержать в себе, не разорваться? Тут подумаешь, прежде чем решишься… («Шаток, долго будешь тянуть? Табак горит…») В теории-то просто: заглот – мпа-а! как бы в себя сказать – и плавный выдох со словами «наши еду-у-ут» – и всё… а вот на практике… («Да будешь или нет? Надоело! Люди ждут!»)

А-а, или грудь в крестах, или… Шаток сильно потянул. Отнял бычок от губ. Держит дым во рту. Морда Шатка оплавилась грушей. Шаток потихоньку начал было стравливать дым… «Э, не-ет! В заглот, в заглот – и “наши едут!”».

В отчаянии Шаток делает классический заглот: мпа-а-а! – и взрывается кашлем. Зверским, неудержимым. Пытается говорить «наши… крха!.. еду… краха!.. ут… наши…» Но тут ещё снизу у него начало постреливать. Одновременно с кашлем.

Частокол опрокинулся навзничь, ногами задрыгал: вот это куре-е-ец! вот это «наши едут»! А Шаток ещё объясняет: мол, соринка. Запершило. И ненасытный Зеляй привычно ноет: «Зачем даёте-то ему, а? Э-э, “першинка”… Ведь табак зря спалил, а?»