Читать книгу - "Кукушкины слёзки - София Привис-Никитина"

Вазгенчик попятился к дверям, кланяясь, как китайский болванчик и повторяя:

– Жидём низу, скарей сабирайтесь, девашки. Скарей!»

– Ирка, я сойду с ума, добром это не кончится, где ты приласкать успела своего Вазгика, что он, как шёлковый?

– А я помню, где? Вроде здесь, тебя же уложили и дальше гулять пошли. Но я уже это смутно помню, но думаю, что здесь, потому что зажигалка здесь Вазгика. Да и постель бараном пахнет!

– Так может это и был баран, а не Вазгик? Хотя разницы принципиальной нет – съязвила Неля.

– Послушай, Неля, тебя вчера Рубен в номер тащил, как рулон обоев, так что, если бы не его глупые уши, на которые ты ему макарон навешала, была бы ты вчера не только под Рубиком, а под любым не поленившимся бараном!

– Ладно, а что такое «Рубик-Рубен?» – поинтересовалась Неля.

– Ой, я сама толком не знаю, он пришёл поздно, но Вазгик перед ним навытяжку стоял, видать большая шишка в этом городе, только страшный очень!

– В смысле? – тихо похолодела Неля.

– С лицом у него что-то, то ли взрыв, то ли авария… Ты что вообще его не помнишь? Ну, ты даёшь! Ты же с ним в танце в одну ниточку сливалась и смотрелись вы отлично. Он высокий, в отличие от остальных гостей, стройный и танцует клёво, но длинный… Ты ему аккурат по аппендикс будешь.

Спускалась вниз Неля, как на эшафот восходила. Внизу стояли: Вазген, его братец с симпатичной молоденькой девушкой, а немного поодаль, облокатясь на шикарную иномарку, такие Неля видела только в американских фильмах, стоял высокий человек в белом костюме.

Где, в каких мялках мяли его лицо? Оно было всё в мелких рытвинах-ямках, вогнутое внутрь тарелкой и находилось в вечной тени нависших над ним бровей.

Нос выглядывал из лунки этого лица, как солдат из окопа. Картина была зловещей. Содрогаясь от отвращения, Неля улыбнулась в это уродливое лицо.

Рубен (а это был, безусловно, Рубен, он же – Рубик) улыбнулся Неле доверчиво и счастливо, как ребёнок, обретший потерянную маму.

Подошёл, приложился к ручке, но не было в его поведении знаменитой восточной, почти лицемерной слащавости, которая так раздражала Нелю.

Чёрные глаза его смотрели на Нелю спокойно и заинтересованно.

– Как самочувствие? Вы не передумали ещё после шашлыков ехать с нами на форель? Неля растерялась:

– Вообще-то я хочу загорать и купаться, а есть сегодня я вообще не хочу.

– Там, куда мы едем можно и загорать и купаться, а есть вы сами захотите, когда вволю накупаетесь! – ответил Рубик, очень удивив Нелю таким виртуозным владением русским языком.

Ехали в роскошной машине Рубика вдвоём, за ними по горному серпантину тащился Вазгик с компанией: братик с дамой и бесценная Ирочка, пьяная уже с утра.

Неля сидела рядом с Рубиком молчаливая и притихшая, она понимала, что сегодняшнее путешествие-полный отклик вчерашнего вечера и её, мягко говоря, раскрепощённого поведения.

Она даже понимала истоки вчерашнего своего поведения: алкоголь плюс шок. Деликатная Неля всегда тяжело воспринимала чужое уродство, оно не только оскорбляло её чувство прекрасного, но и внушало какой-то суеверный ужас.

Ужас синтезировался с жалостью, перетекая в сострадание, но оно не выражалось в сочувственных вздохах и словах соболезнования – для этого Неля была слишком умной.

Оно выливалось в повышенное человеческое внимание к объекту, с которым Неля начинала общаться, как ни в чём не бывало, внушая ему этим ненавязчивым, но искренним своим интересом, что она не видит никакого изъяна в этом человеке.

Всё получалось у неё весело и естественно. Актрисой Неля была ещё той!

Недаром ещё в детстве, все дауны их двора обожали Нелю, видимо уже тогда она умела вселить в обиженного Богом человечка уверенность, что он для неё интересен и никакого изъяна в нём, в человечке этом, вовсе нет.

Дауны по очереди подходили к их распахнутому во двор окну и спрашивали:

– А Неля выйдет?

Бабушка в таких случаях говорила Неле:

– Иди уже! Свита волнуется, одной идиётки не досчитались!

Но бабушка была мудрой женщиной и понимала, что внучка её растёт добрым человечком, который никогда и никого не ударит ниже пояса в этой жизни.

Другое дело, что её по жизни будут шпынять постоянно, но тут она надеялась на Нелин острый язычок, ну и, конечно, на Бога, который не оставит её девочку своей защитой.

Вот и вчера, видимо, захотелось защитить, сгладить произведённое Рубиковым лицом ошеломляющее впечатление. Но доза алкоголя, принятая ею вчера, лошадиная, прямо скажем доза, всё переврала и выдернула на стол её уставшую и опухшую левую, как доказательство полного доверия и уважения к объекту.

Ну а потом, естественно, понесла её в диком танце с объектом-Рубиком до полного, так сказать, умопомрачения, свалила с ног и бесформенным бревном втащила в номер.

Что думает о ней этот странный чужой человек? Как закончится сегодняшний день, куда и в качестве кого её везут? Вопросы заставляли зябнуть.

– Неля! Ты не бойся ничего. Будет только то, что будет, я ведь прекрасно понимаю, что ты и Ирочка из разных футбольных команд. Ты хорошая добрая девочка, откуда взял, туда и привезу, а сейчас не отравляй настроение ни себе, ни мне. Загорай, купайся, пей вино, радуйся жизни. А я порадуюсь, глядя га тебя.

И, вздохнув, добавил:

– Нравишься ты мне, Неля, очень нравишься!

Горное озеро было холодным и глубоким. В другое время это отпугнуло бы Нелю, в другое время, но не сегодня. Сегодня хотелось ощущать эту опасную глубину и тугой холод воды.

Аппетит проснулся волчий. Неля выбегала на берег и бросалась к столу, как коршун. Хотелось всего: и мяса, и тонко нарезанной сёмги, и звенящего солнцем винограда.

Еда доставляла неземное наслаждение. С вином же Неля вела себя крайне аккуратно, она всё время помнила, что впереди ещё насыщенная вечерняя программа, и выступать в роли молчаливого покорного брёвнышка больше не хотела.

Ирочка, напротив, наливалась алкоголем, как бы про запас. Пьянела Ирочка развязно-агрессивно, демонстрируя присутствующим не лучшие свои качества, да и бедному Вазгену доставалось от её злых шуток крепко.

Демонстрация Ирочкой своих не лучших качеств и перебор с загаром постепенно должны были спихнуть Ирочку с пьедестала, воздвигнутого влюблённым ещё вчера Вазгиком.

Неля из-под опущенных ресниц наблюдала за Ирочкиными эскападами и приходила к выводу, что царствовать в душе Вазгена той осталось не долго. Перенасыщенный загар выплеснул на лицо все видимые и не видимые глазу морщины.

Само лицо загрубело, забронзовело и приобрело какое-то агрессивно-вызывающее выражение, да и уста Ирочки уже не сулили блаженной сладости, запах перегара доставал собеседника даже через стол. Надо было поговорить с подругой, предостеречь, но когда?