Читать книгу - "Стакан молока, пожалуйста - Хербьерг Вассму"

Твоя верная и преданная подруга.

Газет Дорте почти не покупала. Они были слишком дороги. Проглядывала некоторые, какие были в кафе, или останавливалась и украдкой читала их у стойки смуглого лавочника, когда покупала у него продукты. Но о Томе газеты ничего не писали.

Пока она сидела с письмом в руке, ее слуха достиг какой–то звук, которому не было места в ее действительности. Дверной звонок! В голове у нее произошло короткое замыкание. Она даже не шевельнулась. Об этом не могло быть и речи. После третьего звонка все стихло. Дорте стояла и ждала, что звонивший разбежится и выломает дверь. Надо притворяться, что она не понимает по–норвежски. Особенно если он будет в форме. Тогда он попросит у нее документы. Паспорт.

Письмо от Лары! Она еще не сожгла его! На площадке было тихо, но шум в ушах мешал ей что–нибудь предпринять. Может быть, звонивший еще вернется. Или ждет, что она каким–нибудь образом выдаст свое присутствие. Когда она наконец осмелилась выглянуть в окно, во дворе никого не было. Она прокралась в переднюю и послушала у двери. Тихо. Дорте долго стояла, прильнув ухом к дверной щели. Уверившись, что за дверью никого нет, она взяла Ларино письмо, подошла к камину и схватила лежащие рядом спички. Наклонившись над огнем, она ждала, когда бумага вспыхнет и обратится в сероватый пепел, похожий на крылья мотылька. Смочив водой туалетную бумагу, она собрала остатки пепла и спустила их в унитаз.

Потом снова выглянула в окно. У мусорных контейнеров, спиной к ней, стоял какой–то человек. Ребятишки стучали мячом. Может, вовсе не он, а дети из шалости позвонили к ней в дверь? Мяч перестал стучать, и человек ушел. Воцарилась тишина, если не считать далекого гула города и журчания воды у Белоснежки. Но квартира Лары перестала быть надежным убежищем. Куда податься? Будь у нее сумка побольше, можно было бы взять в собой вещи на несколько дней и не возвращаться в квартиру.

Дорте бродила по улицам. Внезапный порыв ветра чуть не сорвал с нее джинсовую куртку. Она пожалела, что не оделась теплее.

Так она дошла до кафе, перед которым стояли столики и стулья. На одном стуле лежал синий плед. Сначала Дорте хотела присесть, но было бы странно сидеть тут закутавшись в плед. Она схватила его и убежала. К сожалению, у нее не оказалось с собой пластикового пакета, чтобы спрятать плед. И она снова решила обзавестись сумкой побольше.

Дорте шла наугад. С каждым шагом она все дальше уходила от квартиры Лары. Ей помогала река. Дорте не выпускала ее из поля зрения. Кругом валялись принесенные ветром бумажные стаканчики с рекламой колы и трубочками, смятые пачки сигарет, одна голубая детская туфелька. Высокая мать–и–мачеха тянула свою головку из промерзшей земли, заваленной утоптанными листьями. Если бы Дорте возвращалась домой, она могла бы захватить цветок с собой.

Встречные спешили мимо, недоступные, как на экране. Наконец Дорте вообще перестали попадаться люди. Все было чужим. Большие особняки. Деревья и изгороди. Под ногами трещали ветки, и Дорте скользила на прошлогодней листве. Лесная почва пахла вечностью. Сыростью. Несколько уток плавали у кромки воды. Когда они доставали что–нибудь со дна, их хвостики упирались в небо. Совсем как в Литве. Дорте закуталась в плед и села как можно ближе к воде. Когда она наклонялась, она видела жалкое, расплывчатое отражение девочки с растрепанными ветром волосами.

И снова к ней вернулась мысль, что она существует только как отражение в воде. И напрасно она с чем–то борется, чего–то боится. Может, это начало смерти? Начало той последней стадии, когда перед освобождением надо еще немного помучиться в своей земной оболочке? Если она действительно уже достигла этой стадии, может, последнее усилие следует сделать самой?

Запах сосны. Огня нет. Зато есть ледяной дым. Как в той бане. Дорте не поддалась панике, но ее охватила бесконечная усталость. Ветки кололи ей лицо. Однако она лишь чуть–чуть отвернула голову. Плед оказался очень кстати, он укрывал с головой, капли усеяли его, как бисер. Но настоящего дождя не было.

Собака склонилась над ней, роняя изо рта слюну. Из ее пасти с острыми белыми клыками исходило зловоние. Глаза горели злобой. Рычание не оставляло сомнений. Собака наконец нашла ее. Где–то вдали послышался крик. Собака повернула голову, прислушалась и снова уставилась на Дорте налитыми кровью глазами. Она тоже чего–то боялась. Знала, что на нее посыплются удары, если она не притащит Дорте. Рыча, она схватила ее за рукав и потянула.

Кто–то плеснул водой Дорте в лицо. Девочка жива, услышала она. Но глаз не открыла. Где–то рядом сопела собака.

— Тебе плохо? — спросил женский голос.

Не ответив, Дорте наконец открыла глаза и села. Кто–то протянул руку и помог ей. Седая женщина в зеленой ветровке. Чужая рука была мокрая и холодная, словно несколько дней пролежала в земле. А может, то был холод, шедший от самой Дорте? В воздухе висела изморось. Как она могла здесь заснут,, непонятно.

— Ты больна? — спросила женщина, с трудом удерживая большую собаку. Собака повизгивала и тянула поводок. Крупный мужчина в высоких сапогах и ветровке подошел и взял у женщины поводок.

— Сидеть! — прикрикнул он на собаку. Собака неохотно села. Она покачивалась, словно старик на шатком стуле.

Дорте молча помотала головой. Возле того места, где она лежала, цвели лютики. Точно они распустились, пока она спала. Она встала и подняла плед — может, эти люди поймут, что он краденый. Глаза у женщины были добрые, но требовали объяснений.

— Тебе нужна помощь?

— Нет, спасибо! — как можно вежливее ответила Дорте.

— Точно не нужна?

— Точно не нужна! — повторила она и растянула уголки рта, надеясь, что это будет похоже на улыбку.

Петляя между деревьями, она спиной чувствовала на себе их взгляды. Особенно собаки. Собственно, Дорте не знала, куда идти, чтобы вернуться домой. Ее немного шатало. Они шли следом за нею. Женщина что–то крикнула, но отвечать ей не стоило. Надо было просто идти вперед. Дорте пустилась бежать, дыхание обжигало. Следовало найти тропинку или дорожку, которая вела бы наверх. Это было важно. Следовало уйти от реки. Постепенно свинцовый привкус исчез. Она согрелась, сумочка билась о бедро.

Когда вечер начал прятать от нее город, а дождь проник сквозь одежду, она поняла, что надо сделать выбор. Рискнуть и вернуться в квартиру Лары. Или ночевать под открытым небом, завернувшись в краденый плед. От влаги плед стал тяжелым, и какая–то женщина с раскрытым зонтом, проходя мимо, с удивлением смотрела на нее из–под изящно нарисованных бровей. Дорте выбрала квартиру.

Дом выглядел мирным. Она вошла в подъезд. Возле лестницы молодая мать ставила на место прогулочную коляску. Взгляд Дорте скользнул по почтовым ящикам, крышка на ее ящике была открыта. Она уже хотела закрыть ее, когда вдруг увидела в ящике желтый конверт без марки. Она его вынула. На нем печатными буквами было написано «Лара». Дрожащими руками она сунула конверт в сумку и пошла наверх.

Сначала она прислушалась у двери, но через несколько минут вставила ключ в замок и вошла к Белоснежке. Закрыла дверь, заперла ее на ключ и на цепочку. И снова прислушалась. Но все было тихо. Лишь доносился отдаленный шум уличного движения. И журчание воды, падавшей на Белоснежку. Не снимая обуви, Дорте прошла по комнатам. Словно вор. Заглянула в чулан и в шкафы. Повсюду. Вернулась в переднюю и сняла мокрые туфли и куртку. Запах влажного пледа напомнил ей о фермере, у которого она обычно работала. Она оставила плед у двери и прошла в гостиную.