Читать книгу - "Золотые времена - Александр Силецкий"

По такому случаю на крышу дощатой кабинки намертво приладили неоновую надпись: «Food Museum. Superunderground».

Она сияла вечером по выходным и по большим народным праздникам. Народ ее любил.

Что касается неприбранного пустыря, то он, как был, так и остался. Разве что кабинка появилась посреди него.

Но он уже не раздражал своим присутствием отцов Ежополя, поскольку они знали: на поверхности – лишь видимость одна, пусть люди глупые ее в расчет и принимают. Главное же, самое прекрасное – надежно спрятано под землю, где и будет, несомненно, пребывать века.

Как в Лувре – в отдаленной Франции.

Там, вроде бы, хранятся разные скульптуры и картины, ну, а здесь – еда.

Одно другого стоит.

Ведь и там, и здесь: приходят люди – и глядят. А приобщение к прекрасному – везде едино…

Памятуя о своей глубокой, первозданной древности и просто не желая в свете мировых свершений выглядеть отсталым городом, Ежополь порешил и у себя отгрохать что-нибудь такое, отчего во всех концах земли, ошеломясь, придут в неописуемый восторг.

Но чем очаровать прожженную Европу и ее заокеанских сателлитов?

Возвести какой-то удивительный, во всем передовитейший завод?

А вдруг столица засекретит?

Взять и поставить возле пустыря с торговым центром статую Свободы – только в девять раз длиннее, чтоб американцы поперхнулись у себя?

Опять же, могут не понять в столице: дескать, почему такое чудо именно в Ежополе? Выходит, что в самой столице – никакой свободы нет?

Да и ядреного тоннеля наподобие того, что продолбили под Ла-Маншем, не построить – нет в Ежополе Ла-Манша, обделила матушка-природа.

Можно, разумеется, Великую Китайскую Стену продлить до городской околицы, но где взять столько кирпичей? К тому же – не на год затея, даже не на десять лет.

А исключительно хотелось побыстрее, чтоб еще при жизни откусить от пирога всемирной славы…

Над проблемой бились лучшие умы – и лично отцы города, и их обильная родня.

И тут начальник городской управы по культуре, председатель благодетельной Массонской ложи, вдумчивый Аркаша Писоедов как бы между прочим предложил: «Зачем нам дорогое и большое? Все равно в казне финансов нет. И не дождемся. Лучше уж по-скромному, но – с истинным размахом. Так, как принято в Ежополе, как отцы-деды завещали».

Эта формула насторожила отцов города, однако и ободрила: вдруг они что-то, между делом, не учли?

А мысль была и впрямь не из простых – опоясать весь Ежополь эдакой Аллеей Мировой Культурной Славы. Или некой Линией Культуры, за которой – черт-те что, зато внутри… И всюду – для естественного камуфляжу – обустроить скверики первичных технологий, вообще не ведомых на свете никому. Короче взять в железное кольцо, которое враг нипочем не одолеет.

Да и есть, в конце концов, с чем сравнивать! В столице и в других изрядных городах наличествуют, скажем, кольцевые автострады – ну, и на здоровье. А здесь вместо грязных и вонючих транспортных потоков будут там и сям видны гуляющие группки горожан, счастливых тем, что могут без помех десятки верст идти, идти – и любоваться, и душою приобщаться к вечному…

Конкретно же идея заключалась вот в чем.

Разбить кругом шикарные, на аглицкий манер, газоны, проложить средь них широкую аллею – можно плиткой замостить, а можно, не мудря особо, попросту залить асфальтом, главное, чтоб в дождик ноги не мочить! – и по обеим сторонам аллеи на изящных пьедесталах выстроить рядком художественно сделанные статуи всех основных творцов людской культуры: разных там художников, писателей, ученых, музыкантов, путешественников, воинов, вождей, мыслителей, артистов, депутатов… Да и мало ли кто вдруг, по зрелом размышлении, окажется достойным очутиться в этой веренице!..

Данный пункт особо взбудоражил отцов города.

И дело разом закипело.

Перво-наперво бессменный мэр Ендюк из городской казны, не известив о том столицу, выделил немаленькую сумму, половина из которой полагалась на благоустройство околоежопольских окраин, где и следовало разместить аллею, а другая половина в качестве аванса причиталась скульптору, назначенному воплотить в материале чудную идею.

Поначалу думали позвать кого-то из совсем великих – Неизвестного, Дали или Вучетича, чтоб только одно имя встрепенуло все культурные слои планеты.

Кто-то даже сгоряча назвал фамилию Родена (этот, надо думать, не откажет, очарованный проектом, а вот Микеланджелло навряд ли из своей Италии поедет), но Родена после долгих обсуждений все-таки отвергли – по причине его давней и несвоевременной кончины.

С тем же, что маститый Микеланджелло, на много лет вперед загруженный работой, не захочет ехать, скрепя сердце согласились.

Ну, не могут все великие в момент прибыть в Ежополь! Это отцы города прекрасно понимали…

Впрочем, и Вучетича с Дали, а также Неизвестного, по зрелом размышлении, отвергли: больно важных корчат из себя, поди, запросят столько, что и за сто лет с любым из них не расплатиться.

А в Ежополе считать копеечку умели, хоть и воровали тысячами сразу.

И решили так: не имя дело подпирает, но само свершение дает и имя, и почет тому, кто славно потрудился. Ну, а ежели загвоздка только в этом, то и нечего глядеть по сторонам да звать к себе варягов.

Что же, не сыскать в Ежополе достойных мастеров, способных навсегда поставить город в ряд крупнейших центров мировой культуры?

Да, конечно, есть!

Аркаша Писоедов – как начальник городской управы по культуре – всех ежопольских ваятелей знал лично. И не мудрено. Поскольку двое уже померли, один сидел в тюрьме за кражу поросенка в Коклюшанской слободе, ну, а четвертый беспробудно пил девятый год подряд и мэра Ендюка грозил замуровать в дверь горсовета, чтобы вышел всем на радость очень славный и толковый барельеф.

Таким образом, при деле оставался только пятый.

Это был Дамдэнцурэн Валялис, исконный литовский бурят-самородок, некогда прибившийся к ежопольской гипсолитейной мастерской, которой, как считали городские краеведы, стукнуло ровнехонько пятьсот семнадцать лет. Откуда извлекли подобную цыфирь, никто доподлинно не знал, однако краеведы ею без конца гордились и столицу завалили письмами: мол, вы – вот так, а мы – и более того!

Отдать им должное: у мастерской вид был ужасный, тут и «тысяча лет» напиши – сойдет за правду.

Здесь-то вот Дамдэнцурэн Валялис и творил из гипса, а точнее, отливал в готовых формах памятники Ленину.

А были разные!

Стоячих только – двести сорок девять штук, сидячих – девяносто восемь, разных бюстов поясных – семьсот тринадцать, а уж просто головы, которые покоились на гипсовых кубических платформах, и считать не взялся бы никто.