Читать книгу - "Биоген - Давид Ланди"

– Ну и что? – строит собеседник изумленную гримасу. – Законы тоже, как трусы, – пока не поносишь, не поймешь – жмут они или ничего…

– Что – ничего?

– Пока ничего из того, что узаконили те, кто сочинял поправки, не подходит для тех, кому они были посвящены, – умничает Богомол.

– Почему?

– Во-первых, это не стихи. А во-вторых, тут очень важна форма ягодиц общественного сознания на местном уровне тела. А там, в столице, этого не учитывают.

– Хорошо, пусть и так. Но скажи мне, что, по-твоему, вредней – каждый день носить акриловые трусы или каждый день есть сладкие пирожные? – морочит треугольную голову Андрей.

– А зачем каждый день есть сладкие пирожные?

– А зачем каждый день носить акриловые трусы?

– Кремовые?

– Почему кремовые? Черные, с кружевами.

– Черных с кружевами пирожных не бывает. А вот от кремовых – каждый день – заработаешь диабет.

– А диабет, как известно, вреднее кружев! – добивается желаемого результата Андрей.

– Это с какой стороны посмотреть, – огорошивает победителя Фальцет. – Кружева вещь тоже опасная. У меня один товарищ закружился с женой мента, а тот оказался начальником отдела по наркоконтролю. Он только на одних «отпускных»[333]трехэтажный дом себе отбабахал! У него этого подконтрольного «дела» было видимо-невидимо – пруд пруди! Вот он и подкинул упаковочку любовнику…

– Ты мне про что сейчас рассказываешь?

– Про кружева.

– Про кружева в моей голове от твоих примеров? – злится Андрей.

– Нет. Про кружева законов в трусах моей жены.

– И что эти кружева могут сделать?

– Запалить меня перед шефом, – вздыхает делегат.

– Это как?

– Обычно. Она же человек.

– Кто?

– Жена.

– Допустим. И что с того?

– Как что? Выпьет она, предположим, на корпоративе нашего советского шампанского и пойдет в наш советский sortir помочиться, – произносит с французским прононсом иностранное слово Фальцет, – а там – Он!

– Кто – он?

– Ну этот… который ищет, кого бы замочить.

– И?

– И! А тут она…

– Жена?

– Конечно! В запрещенных синтетических алых трусиках, обрамленных кружевами законов, и лифчике типа «брасьер», меняющем свой цвет в момент овуляции стратегии шефа на территории соседних кабинок…[334]

– Да… – вздыхает, понурив голову, Андрей…

– Да… – подтверждает контрагент.

– А знаете, в чем заключается главная ошибка наших депутатов? – решаю я абсорбировать отрицательный эффект беседы.

– В чем? – интересуется царь.

– В том, что они принимают законы, а им нужно принимать лекарства.

– Та же бодяга была и у моих бояр! – смеется, вспомнив молодость, Грозный и наливает сто грамм.

Оздоровительная пауза, продиктованная новым приемом лечебного средства, длится не долго. Больные быстро получают приход, и подруга Богомола – шикарная особа с достойными подиума конечностями, – выступив вперед, смеряет присутствующих блеском зеленоватых глаз. Цокнув каблучком о бутовую поверхность прихожей, она задает бархатным голосом пикантный вопрос, поправляя лапкой на груди полупрозрачную блузку:

– А ходят ли наши мужчины по утрам в душ?

– Ходят! – отвечает за всех Фальцет, ратуя всей душой за гигиену всех тел.

– А что они делают, выходя из душа?

– Надевают трусы и идут завтракать, – раздается смех на зарождающуюся контроверзу.

– А куда они отправляются, закончив трапезу?

– В зависимости от интенсивности эмоций главы государства – на работу или на фронт.

– И как на это реагируют их жены?

– Сквозь струи дождя и речи вождя смотрят мужьям вслед, – не уступает голубоглазый оппонент.

– И что они там видят?

– Как по улицам идут трусы.

– А как давно это длится?

– Давным-давно, давным-давно, давныыым-давно! – запевает песню из кинофильма «Гусарская баллада» Борода.

– А что нужно сделать, чтобы страна избавилась от трусов? – обрывает песню секс-дива.

– Отказаться от душа?.. – сомневаются собеседники.

– Страна без души?.. – гримасничает слабый пол.

– Голубые ели?.. – ерничает Мульт[335].

– Размышлятельная пауза! – объявляет Богомол. И, словно путники, пережившие засуху Сахары, делегаты плещутся в водоемах рюмок и океане графина так старательно, что океан колышется, перетекая из горлышка ко дну и обратно со скоростью одной стопки в интервал. Стопки мелькают перед моими глазами искрами хрусталя и, орошая металлокерамику поредевших десен, открывают внутренности бездонных глоток товарищей над трофейным столом бабули…

– Кстати о столе! – создаю я лирическое отступление вдаль. – Бабушка привезла его из Берлина в сорок шестом году. Тогда и рядовые, и маршалы промышляли пиратством в столице Германии[336]. Освободители заселялись в квартиры освобожденных и, если представлялась такая оказия, высылали на родину заморский скарб скопом…

– И ассимилировали немок[337], – пополняет сказание о столе непонятно откуда взявшийся делегат бундестага.