Читать книгу - "Триумф зла - Эрик Стенбок"

он считал очень популярным, ибо на пирушках любил держаться со всеми запанибрата. Но популярным он не был. Сам же король действительно пользовался популярностью, ибо во многих отношениях облегчил народу жизнь. В самом деле, он практически избавил народ от рабства, что вызвало единодушную благодарность, не говоря уже о личной к нему привязанности. Однако для всех мил не будешь. Для некоторых королевские реформы обернулись потерей положения и состояния, и такие испытывали к монарху острейшую ненависть. Именно они старались повлиять на принца Балдуина, который с отцом виделся не иначе как на официальных приемах; а народ знал и понимал. С Валентином все обстояло по-другому.

Неизменная учтивость со всяким — к какому бы сословию тот ни принадлежал — расположили к нему и знать, и простых людей. Он был ужасом правящего класса, которому было известно как влияние его на отца, так и то, что проницательный его ум обнаружил много такого, что они хотели бы скрыть.

Его происхождение не было тайной, и хотя он не носил никакого титула, его воспринимали именно как королевского сына. И начали ходить толки здесь и там, что «лучше бы правил этот, чем другой».

Однако толчком всему послужила довольно обыденная история. Кронпринц охотился в одном из королевских поместий и со всей свитой остановился в придорожном кабачке выпить и отдохнуть. Хозяйки кабачка на месте не оказалось, и гостей приняла ее юная дочь. Девушка, естественно, была очень смущена присутствием кронпринца и его многочисленных присных. Балдуин же был в веселом расположении духа — возможно, чуточку под хмельком. Он принялся подтрунивать над девушкой и, наконец, обнял ее за талию, что вызвало смех у свиты и слезы у девушки. Когда охотники, наконец, уехали, она понемногу оправилась и принялась поливать свой садик, представлявший ее особенную гордость. Но тут прибыл некий весьма привлекательный господин ученого вида, спросил бокал вина и выразил свое восхищение устройством ее садика. Гордость и удовольствие переполнили ее. В это время появилась ее мать, а заодно еще несколько человек — крестьяне, возвращавшиеся с работы; это было как раз их время. Церемонно поприветствовав хозяйку, незнакомец отбыл.

— Какой приятный господин, — начала девушка.

— Как! ты не знаешь, кто это? — спросила ее мать.

— Нет! кто он?

— Это же сын короля!

— Вот как, — сказала девушка горячо, — если это сын короля, то мне он понравился гораздо больше другого. И если наш король — Господь его сохрани! — умрет, то как было бы хорошо, чтобы этот стал королем!

Тогда от крестьян донесся голос:

— Как было бы хорошо, чтобы этот стал королем!

И другой, громче:

— Как было бы хорошо, чтобы этот стал королем!

Пока, наконец, все крестьяне хором не повторили эти слова. Вот так восклицание простой девушки в пылу обиды разошлось по всей стране.

* * *

Кирилл и Мефодий были начальники полиции. Однажды они, явившись к принцу Балдуину, сказали:

— Вашему королевскому высочеству известно, что ваш царственный отец, если позволите так выразиться, дряхлеет, и наш долг донести до вас, что он утратил свои способности. Множество мер, принятых им в последнее время, вызвало глубокое недовольство у обширного круга. Разумеется, нам известно, что их величество просто нездоровы, требуя тишины и покоя и вверив свои обязанности советникам — или, осмелимся доложить, советнику — имени которого мы не осмелимся разгласить. Ходят даже слухи, что на следующей неделе он собирается подписать конституцию, которая одним ударом перечеркнет освященные веками — мы бы даже сказали, Богом данные — устои нашего великого королевства, Никосии. Вы — избранный помазанник Божий, и в страхе, что случится худшее — увы, вашего отца не окружают по-настоящему верные слуги, — мы явились засвидетельствовать вам свою верность и молить вас о предоставлении некоторых гарантий многим вашим будущим подданным в том, что вы охраните древние права и обычаи наших предков.

Принц Балдуин ответствовал:

— Вы прекрасно знаете, что относительно всего этого я расхожусь во взглядах с отцом. Он зашел слишком далеко. Когда наступит мое время, я попытаюсь восстановить все, как было. Вы знаете, что мы с отцом не такие уж друзья. Что же касается советника, как вы его называете, то он перестанет советовать очень быстро, как только я воцарюсь на троне.

— Ну что ж, — сказал Кирилл Мефодию, когда они вышли от принца, — думаю, мы неплохо справились. С ним нетрудно будет ладить. Хоть я полагаю, что ты об этом уже знаешь, все же давай еще разок опишу подробности нашего плана — по крайней мере, моей части. Думаю, я славно разобрался с этим вопросом. А потом ты расскажешь о своей части плана. Она вообще-то самая трудная из всего. Я добровольно признаю, что в чем-то ты намного сообразительнее меня.

И Кирилл продолжал:

— В следующий четверг король отправится на смотр. Он торжественно проедет по Канальной улице. Король поедет по правой стороне. Я устрою так, чтобы что-нибудь произошло — еще не решил, что именно; вообще-то это не имеет значения, поскольку они нас не подозревают; сгодится и визжащая женщина, и что-либо другое, чтобы привлечь внимание, — причем на левой стороне. Это отвлечет внимание всех. А тут у меня уже будет двое убийц или, вернее, помощников, прямо на перекрестке Аллеи источников. Какие-то деньги им уже отданы. Не думаю, что они будут стоить нам больше. Я посулил им много; точная сумма не имеет значения. Но они ее не получат. Им было сказано, что полиция прикроет им отход так, чтобы они сумели ускользнуть в ту небольшую дверцу в угловом доме, которая будет заранее приоткрыта. Мы можем разместить полицейских в конце аллеи, а дверь запрем. Так что их, несомненно, линчуют, и все подозрение падет на анархистов; а я займусь рассылкой отчетов за границу, в которых будут содержаться сведения об ужасных анархистских заговорах против короля и о том, как он нуждается в нашей первейшей защите. Это чуточку сдержит нашего друга-советника, ибо тогда у него вряд ли найдутся способы оставаться наедине со своим папашей; а у каждой двери будут дежурить чуткие уши. И все же это народное сборище выглядит довольно устрашающим. Мы не можем его игнорировать. Это я оставляю тебе. Скажи мне, что ты думаешь?

— Ну так, — сказал Мефодий низким, неторопливым голосом, — вот что я думаю. Сейчас мы пойдем и засвидетельствуем нашу верность Бастарду.

— Что? — воскликнул Кирилл. — Ты собираешься изменить всю программу?