Читать книгу - "Сценарий счастья - Эрик Сигал"

Вынужден сделать страшное признание.

Узнав о том, что Сильвия умирает, я не испытал большого отчаяния.

Знаю, это может звучать негуманно, особенно из уст врача. Но я просто не в состоянии думать о ней как о какой-то очередной пациентке. На самом деле, когда мне в первый раз сказали, что после стольких лет она хочет меня видеть, я чуть ли не вообразил, что это жест примирения.

Интересно, что у нее на уме? Может, для Сильвии наше воссоединение — не более чем последняя отчаянная попытка спасти свою жизнь? Или под занавес, в состоянии полной безысходности, она вдруг захотела меня увидеть? Так же сильно, как хочу ее видеть я?

А что тогда ее муж? Если даже предположить такую невероятную вещь, что до сих пор она не говорила ему о наших с ней давнишних отношениях, ей, несомненно, пришлось рассказать ему об этом сейчас.

Однако, что бы ее муж ни чувствовал по этому поводу, он не сможет воспрепятствовать нашей встрече. В конце концов, он из тех, кто привык получать все самое лучшее, а в этой области медицины мне, бесспорно, равных нет.

Сильвия на два года моложе меня, ей всего сорок три. И судя даже по недавним газетным снимкам, она, как и прежде, очень красива. Вся такая лучезарная, такая живая… Не может быть, чтобы она была так серьезно больна! Для меня она всегда была воплощением самой жизни.

В первом телефонном разговоре со мной Нико Ринальди — муж Сильвии — был вежлив и официален. Речь идет о его жене, но в голосе нет и намека на эмоции. Напротив, он абсолютно уверен, что я незамедлительно окажусь в его распоряжении.

— У миссис Ринальди опухоль мозга. Вы не могли бы ее посмотреть прямо сейчас?

Несмотря на все его высокомерие, я, однако, улавливаю косвенное признание того, что обладаю некими способностями, которых у него нет. В бизнесе он виртуоз, но с Ангелом Смерти даже ему не сторговаться.

И это приносит мне удовлетворение.

Внезапно, будто вдогонку, он с едва заметным надломом в голосе добавляет:

— Я вас прошу!

Я обязан был помочь. Им обоим.

Через час история болезни и рентгеновские снимки уже лежали у меня на столе. Едва за секретаршей закрылась дверь, как я вскрыл конверт, наивно ожидая увидеть там что-то от самой Сильвии.

Но, конечно, там были только снимки ее мозга, сделанные на самой современной аппаратуре. Странно, но раньше мне казалось, что я знаю ее изнутри. Я забыл, что душа — не орган тела. А мозг — не вместилище души. И тут, как врач, я возмутился.

Даже на самых первых снимках было видно новообразование в мозгу. Кто ее консультировал? Я быстро пролистал историю болезни. Стандартно-стерильная медицинская терминология. Больная, белая замужняя женщина в возрасте сорока одного года, обратилась к профессору Луке Винджиано с жалобой на сильные головные боли. Он отнес их на счет эмоционального стресса и прописал новейшие транквилизаторы.

Затем, в нарушение принципа врачебной объективности, профессор позволил себе небольшое наблюдение личного характера. Судя по всему, отметил он, в жизни Сильвии имеется некий источник психологического напряжения. Должно быть, из некоего злорадства я поспешил приписать это ее браку.

Ведь она хоть и появлялась регулярно на фотографиях в обществе мужа (в качестве неотъемлемого украшения), но будто намеренно отводила себе весьма скромную роль — где-то на самой обочине его насыщенной событиями жизни. Нико же, напротив, был куда более публичной персоной. Его мультинациональный гигант, Миланский автомобильный завод (по-итальянски сокращенно — «ФАМА»), являлся не только крупнейшим в Италии производителем автомобилей, но и включал строительное и металлургическое производства, а также страховой и издательский бизнес.

Периодически в прессе появлялись сплетни о его связях с той или иной молодой талантливой особой. Конечно, все изобличающие его фотографии были сделаны на каких-то благотворительных мероприятиях, так что нельзя исключать, что это были не более чем пошлые репортерские домыслы. Но ведь сильные мира сего всегда в центре сплетен. Я в своей области достиг достаточных высот, чтобы знать это не понаслышке.

Правда или нет, но само по себе это предположение было сродни спичке, поднесенной к сухому хворосту моих эмоций. Я решил довериться журналистским инсинуациям и приписал отмеченное ее врачом внутреннее беспокойство интрижкам супруга на стороне.

Я силой заставил себя читать дальше.

Винджиано слишком долго не принимал болезнь Сильвии всерьез, и время было упущено самым преступным образом. Наконец он направил ее в Лондон на консультацию к невропатологу, снабдив письмом, которое начиналось с обращения «сэр» и перечисления всемирно признанных заслуг последнего.

Англичанин обнаружил опухоль, но счел ее уже неоперабельной. И действительно, на этой стадии уже и самый искусный хирург, вооруженный новейшим микрохирургическим инструментом, не мог бы удалить новообразование, не повредив жизненно важных центров. А скорее всего — не убив Сильвию на операционном столе.

И вот я стал для нее последней надеждой. Чувство, признаться, было довольно неловкое. Не спорю, к тому времени разработанный мною метод генно-инженерной терапии в нескольких случаях приводил к уменьшению опухоли. Метод заключался в расшифровке природы генных нарушений на уровне ДНК, коррекции дефектного гена и последующем обратном введении «исправленных» клеток больному.

Тут, впервые в жизни, я начал понимать, почему врачам не рекомендуется лечить своих близких. Иметь дело с кем-то, кто тебе дорог, означает с особой силой сознавать свое несовершенство.

Я не хотел видеть Сильвию в роли своей пациентки.

Не прошло и пятнадцати минут после того как принесли бумаги, как зазвонил телефон.

— Итак, доктор Хиллер, ваше мнение?

— Прошу прощения, но я еще не успел прочесть всю историю болезни.

— А разве ее последних снимков недостаточно, чтобы составить представление?

Он, конечно, был прав. Интересно, он что, хочет, чтобы я не слишком вдавался в подробности ее истории болезни? Может, он боится, что я стану винить его за длительное бездействие? Хотя в каком-то смысле так и было.

— Мистер Ринальди, боюсь, я разделяю мнение вашего лондонского врача. Такого рода опухоли неизлечимы.

— Но ведь ваш метод особенный! — настойчиво возразил он. И сказал то, чего я, кажется, подспудно ждал: — Вы не могли бы ее сегодня же посмотреть?