Читать книгу - "Познать женщину - Амос Оз"

Иврия же заметила:

— Всегда ты раскладываешь детали по полочкам своей жуткой памяти. Ни одной мелочи не потеряешь. Но все это после того, как обработаешь входные данные. Ведь это твоя профессия. А для меня это была любовь…

Когда они с Дуби закончили, Иоэль спросил:

— Ну, каково сажать деревья перед самым наступлением Песаха?

Он пригласил парня в дом; они зашли на кухню, выпили холодного оранжада, поскольку оба основательно взмокли. Затем Иоэль приготовил кофе. Порасспрашивал немного Дуби о службе в Ливане, о его взглядах, которые Арику Кранцу представлялись левацкими, о том, чем он занимается сейчас. Выяснилось, что парень служил сапером в боевых частях, что, по его мнению, Шимон Перес, лидер Партии труда, делает все как надо, что в настоящее время он, Дуби, совершенствуется в точной механике. Вообще-то говоря, точная механика — его хобби, но теперь он решил, что это станет его профессией. Пусть даже нет у него достаточного опыта, он считает так: лучшее, что может случиться с человеком, это когда хобби заполняет всю его жизнь.

Тут Иоэль вмешался и заметил шутливо:

— Существует мнение, что самая лучшая вещь на свете — это любовь. Ты так не думаешь?

И Дуби, с полной серьезностью, с волнением, которое ему удалось бы скрыть, если бы не блеск глаз, ответил:

— Я пока не беру на себя смелость утверждать, что разбираюсь в этом. Любовь и все такое… Если поглядеть на моих родителей — да ведь вы с ними хорошо знакомы, — выходит, что самое лучшее как раз держать свои чувства на маленьком огне. И делать то, что тебе удается. Что-нибудь нужное другому человеку. Это те две вещи, которые приносят наибольшее удовлетворение, во всяком случае мне, — быть нужным и отлично делать свое дело.

И поскольку Иоэль не спешил с ответом, парень набрался смелости и добавил:

— Прошу прощения, могу ли я спросить кой о чем? Это правда, что вы торговец оружием международного масштаба или кто-то в этом роде?

Иоэль пожал плечами и улыбнулся:

— Почему бы и нет? — Но вдруг перестал улыбаться — Это глупости. Я всего-навсего государственный чиновник. Сейчас нахожусь в долгосрочном отпуске. Скажи, а чего, собственно, ты хочешь от Неты? Прослушать курс по современной поэзии? Или по израильским колючкам?

Юноша пришел в полное смущение, граничащее с испугом. Он быстро поставил на скатерть кофейную чашку, которую держал в руке, но тут же поднял и осторожно поставил на блюдце. Секунду он грыз ноготь большого пальца, но быстро оправился и ответил:

— Я просто так. Мы только разговариваем.

— Просто так, — повторил Иоэль, и лицо его мгновенно приняло хищно-жесткое выражение, закаменело, застыло, зрачки сузились — таким оно обычно становилось, когда нужно было отпугнуть всякую шантрапу, мелких мерзавцев, мошенников, мразь, кишащую на грязном дне. — «Просто так» — это не к нам, голубчик. Если это «просто так», то тебе стоит попробовать в другом месте.

— Но я имел в виду только…

— И вообще, лучше тебе держаться от нее подальше. Возможно, ты слышал случайно… Она немного… Есть у нее небольшая проблема со здоровьем. Но ты не смей даже заикаться об этом.

— Да, я что-то такое слышал, — отозвался Дуби.

— Что?!

— Я что-то слышал. Ну и что?

— Минутку. Я хотел бы, чтобы ты повторил. Слово в слово. Что ты слышал о Нете?

— Оставим это, — растягивая слова, ответил Дуби. — Всякие сплетни. Не обращайте внимания. Про меня тоже, было дело, распускали всякие слухи, по части моих нервов и все такое. По мне, пусть болтают.

— У тебя какие-то проблемы с нервами?

— С чего вдруг?

— Слушай меня хорошенько. Я ведь могу это легко проверить — ты знаешь. Есть у тебя проблемы или нет?

— Были когда-то. А теперь я в порядке.

— Это ты так считаешь

— Господин Равид?

— Да?

— Могу я узнать, чего вы от меня хотите?

— Ничего. Только не забивай Нете голову всякой чепухой. Она и сама на это мастер. Впрочем, ты, пожалуй, тоже. Выпил кофе? У тебя никого нет дома? Не приготовить ли мне быстренько еду и покормить тебя?

А потом он расстался с юношей, который уехал на голубом «ауди», принадлежащем его родителям.

Иоэль пошел в душ, долго мылся, едва ли не под кипятком, дважды намыливался, облился холодной водой и вышел, бормоча: «По мне…»

В половине пятого появился Ральф и сказал: они с сестрой понимают, что не в обычаях Иоэля участвовать в праздничной пасхальной трапезе, но поскольку он остался дома один, может, ему захочется присоединиться к их ужину и посмотреть комедию по видео? Анна-Мари готовит салат «Уолдорф», а он, Ральф, экспериментирует с телятиной в вине. Иоэль обещал прийти, но, заглянув в семь вечера, Ральф нашел его спящим в гостиной, на диване прямо в одежде; вокруг были разбросаны приложения к праздничным выпускам газет. И Ральф решил оставить его в покое.

Иоэль спал глубоким сном в пустом темном доме. Только один раз, после полуночи, встал и побрел в туалет, не зажигая света и не открывая глаз, ощупью отыскивая дорогу. Звуки соседского телевизора, доносившиеся через стену, в его сне трансформировались в звуки балалайки, на которой играл водитель грузовика, бывший, возможно, кем-то вроде любовника его жены. Вместо двери туалета он наткнулся на дверь кухни, выбрался на лужайку, не открывая глаз, помочился и, так и не проснувшись, вернулся на диван в гостиной, закутался в клетчатый плед, которым был покрыт диван, и оставался погруженным в сон, словно древний камень в прах земной, до девяти часов утра.

Вот так пропустил он той ночью нечто загадочное, творившееся прямо над головой: несметные стаи аистов, одна за другой, широким непрерывным потоком устремлялись на север. В апрельское полнолуние плыли в безоблачных небесах высоко над землей тысячи, а возможно, десятки тысяч изменчивых теней. Слышался лишь приглушенный шелест крыльев. Он звучал протяжно, настойчиво, неотступно и вместе с тем нежно. Казалось, крохотные белые шелковые платочки трепетали на огромном черном шелковом полотнище в серебряном звездно-лунном свете.