Читать книгу - "Детство комика. Хочу домой - Юнас Гардель"

И я понял, что ничего лучше я больше никогда не напишу, и я оставил поэзию и стал банальным прозаиком, каковым и являюсь сейчас.

В начальных классах ты сначала первоклашка, потом туалетный ныряльщик и, наконец, сельдяная бочка. Свой первый роман я написал, когда был туалетным ныряльщиком. Я записал его в голубую тетрадь с психоделическими пузырями на обложке, роман содержал сорок четыре страницы и повествовал о классовой борьбе.

Нет, не о той классовой борьбе, о которой вы подумали. Наш класс был 2 «Л», параллельный — 2 «К». В детстве лояльность по отношению к своему классу была чем-то священным. Полагалось избегать игр с теми, кто учился в параллельном.

В моем романе мы поубивали друг друга.

Хотя сначала мы заперли учителей в учительской и подожгли школу. Потом убили друг друга. Школа сгорела, и все умерли. Это была жизненная драма.

Наконец оказывалось, что в живых случайно остались только я и мой друг Хассе.

«…Но огонь догнал и меня, и я закричал:

— А-а, Хассе, слишком поздно, спасайся, спасайся, а-а!

И умер.

Но было и вправду слишком поздно, потому что Хассе тоже достиг огонь, он закричал „а-а!“ и сгорел».

Так все заканчивалось. Школа сгорела, школьный двор был усеян коченеющими трупами. Я был очень увлечен своим романом. Последнее предложение вызывало у меня особый восторг, оно звучало так; «И ветер шептал: „2 „Л“, 2 „Л“, 2 „Л““…»

24

Каникулы позади. Даниель принюхивается у школьных ворот. Ветер пожара. Черный ветер. Земной шар безвольно падает во Вселенную. А кому удастся этого избежать? Вот стена, к которой они его ставят, вот спортивный зал и футбольное поле, вот весь его класс. Все начинается сначала.

Подкатывается мяч. Стаффан забирает его и начинает пинать. Во всем мире мячом чеканят одинаково, это уж наверняка: удары пяткой вперемешку с ударами через себя, которые производят впечатление высокомерной элегантности. И на это всегда одинаково тошно смотреть. К тому же этот мелкий пижон все время теряет мяч, и тебе приходится за ним бегать. Он ведь не мальчик на побегушках. А может, это уловка? Когда Стаффан наконец прекращает чеканить, чувствуется, что футбол уже так всем надоел, что Стаффан может забивать все голы, необходимые для членства в Бустер-клубе.

Об этом и прочем Даниель думает, ожидая, пока его не выберут.

— Беру Эрика.

— Беру Рагге.

— Беру Микке.

— Беру Фредде.

Все меньше выбор, и вот остается лишь несколько робких неудачников в разнокалиберной спортивной форме — футбольные халтурщики.

На минуту становится тихо. Потом Хассе говорит:

— Хорошо, я возьму Петера, тогда ты берешь объедки.

— Кончай, что мне с ними делать? — морщится Стаффан.

Они ругаются, потому что с объедками надо что-то делать.

Наконец Стаффан сдается. Вяло машет объедкам, которые, опустив головы, переходят на его сторону.

— Уроды! — шипит Стаффан, когда учительница не слышит.

Во время игры объедки почти не касаются мяча. Они главным образом бегают туда-сюда и мешают. Если мяч по ошибке попадает к ним, они краснеют, извиняются и спешат отправить его куда подальше.

Даниель — всегда защитник. Он все больше жмется в углу. Весь его вклад в игру заключается в том, что он падает навзничь при атаке соперника.

Все остальные и особенно Стаффан кричат ему гадости. Их крики отдаются болью во всем теле. Что, по их мнению, он должен сделать — пожертвовать своей жизнью ради классовой футбольной борьбы, что ли? Заорать «Да здравствует 5 „Б“!» и бросаться в ноги противнику?

У противника ведь такая бешеная скорость. А до крови царапать ладони и колени о щебенку — это не то занятие, что Даниелю хотелось бы внести в десятку самых-самых. Особенно учитывая, что ему все равно ни за что не остановить мяч, да и вообще все равно никому нет до этого дела. Он знает, что некоторые мальчики в классе нарочно бьют себя камнями по ногам, чтобы остались синяки, но Даниелю это не по душе. Он один раз попробовал. Было больно.

Так что Даниель — часть объедков.

После физкультуры объедки моются под душем в трусах, потому что у них маленькие письки.

Если их заставить, то они признаются, что физкультура — это совсем не весело.

Особенно когда надо прыгать через козел. Или попасть по мячу битой, а у тебя всего три жалкие попытки. А если и удается попасть по мячу, то его, конечно, поймают.

Объедки даже не пытаются. Они бьют по мячу, как девчонки, а потом тяжело бредут к первой отметке, даже не стараясь добежать до следующей.

А взгляд их уже далеко.

В другом мире.

Ремарки автора

За всю мою долгую карьеру в команде школы Энебиберга я забил всего один гол.

Совершенно случайно. Просто мяч ударился о мое бедро, отскочил и попал в цель.

Меня всегда заменяли во втором тайме, а иногда я выходил на последние десять минут.

И все из-за того, что родители считали, что все должны принимать участие во всем и делать успехи.

Каждый раз, когда меня заменяли, тренер пытался утешить напоминанием о том «голе», который я забил Эстерокеру.

Никакой это был не гол.

Просто мяч ударился о мое бедро и закатился в ворота.

С такой ложью приходится жить — чтобы родители не плакали. Этот мир не терпит правды.

25

Осень выдалась такой теплой, что перелетные птицы в полной растерянности. Они летают туда-сюда между Египтом и Швецией, не понимая, куда же им надо. Даниель слышал, что это из-за Чернобыля. Шарлотта слышала, что единственное, что можно сделать, — это наблюдать за изменениями климата.