Читать книгу - "Необычная судьба - Светлана Джаарбекова"

Клавдия, не раскрывая еще всех карт, просит Ашота взять для Главснаба справку из госпиталя о состоянии его здоровья. Медики подтверждают диагноз: плохое заживление раны и нарушение двигательной функции правой руки.

Еновицкий на основании этих документов делает Ашоту бронь.

Клавдия счастлива, Ашот продолжает лечение, и они никому не говорят о брони. К концу второго месяца рана затянулась, и рука стала действовать достаточно свободно.

Клавдия уже думает о том, что Ашот вот-вот сядет за руль и будет работать в Главснабе…

Но тут она совершает ошибку, которую никогда позже не сможет себе простить.

Довольная и счастливая она теряет всякую осторожность и при встрече с Лидией сообщает, что и у ее мужа теперь бронь, он остается в городе и подробно рассказывает сестре, как ей это удалось, и рука у Ашота почти в норме…

Лидия дома весь разговор с Клавдией передает Михаилу, он по-своему смотрит на это событие и на другой день отправляется в ЦК партии, в один из его отделов, где сообщает, что Еновицкий незаконно выписал бронь его родственнику, рана у которого не настолько серьезна, чтобы отсиживаться дома, и он может выполнять свой долг перед Родиной, а чтобы не считали, что он, Зафран, по каким-то личным мотивам это сообщил, он отказывается от брони и хочет пойти на фронт.

Некто в ЦК, кому Михаил все это изложил, в свое время был одним из тех, кто рекомендовал Георгия Еновицкого в Совнарком. Он поблагодарил Михаила Зафран за сообщение и обещал разобраться.

После ухода Михаила он затребовал исчерпывающую информацию о том человеке, о котором хлопота Еновицкий, то есть об Ашоте, затем ему принесли два медицинских заключения из госпиталя, о непригодности к несению военной службы, и последнее – о пригодности к службе. Теперь, имея на руках полную картину происходящего, некто вызвал Еновицкого к себе в кабинет. При встрече он изложил ему подробно разговор с Михаилом Зафран и в заключение сказал:

– Георгий, я знаю, что ты добр, и я люблю в тебе эту черту. У Ашота Николаевича и его жены непростая судьба, и я понимаю твое желание им помочь. Ты выписывал бронь больше месяца назад, когда Ашот Николаевич по состоянию здоровья был непригоден к службе, но сейчас картина другая, он годен к несению военной службы. Бронь аннулируй и немедленно.

Зафран просится на фронт, не удерживай его, снимай бронь, пусть оба родственника едут на фронт. А ты, Георгий, в будущем будь осторожен, ведь бронь – это грань между жизнью и смертью…»

Вечером того же дня мать Георгия все рассказала Зине и Петру, а Зина сообщила Клавдии.

Это был удар грома среди ясного неба…

– Как я могла довериться сестре, ведь знаю, что она все передает Михаилу, а он как был НКВД-ешник, так им и остался. Какую непростительную ошибку я совершила! – Клавдия в отчаянии быстро ходила по комнате.

– Я тоже хотел остаться, Клава, – сказал Ашот и тяжело вздохнул.

– Но раз так получилось, вернусь в свой полк, у меня там есть друзья. Уже вот-вот наступит май 1943 года, а мы теперь не отступаем, а идем вперед, на запад, освобождаем город за городом, а это ведь совсем другое настроение.

Через два дня в положенный срок Ашот явился в военкомат. А на другой день он уже уезжал с эшелоном.

Все было как и в первый раз. Ашот увозил еще одну машину из Главснаба, ее грузили на платформу, не было только Василия, Ашот уезжал один.

У Клавдии на душе было так тяжело, словно там лежал огромный камень.

– Как трудно второй раз провожать мужа на войну, – думала она и чувствовала в этом долю своей вины. После отъезда Ашота гнетущее чувство не отступало. От Любы она узнала, что спустя неделю, на фронт уехал и Михаил.

Клавдия не хотела видеть свою сестру, Лидия понимала, что поступок Михаила в ее глазах выглядел неблаговидным, и старалась не попадаться Клавдии на глаза. У Лидии были две-три приятельницы, и с ними она проводила время, когда ей было скучно.

– Как хорошо, что есть работа, только она и спасает, – думала Клавдия. Рабочий день у нее был так насыщен, что это удерживало ее от тяжелой депрессии, в которую она могла впасть. И еще одно непредвиденное обстоятельство помогло ей в этот период найти душевное равновесие.

Спецшкола шествовала над детским приютом, куда поступали дети из эвакуации и лишившиеся родителей. Артиллеристы приезжали сюда с концертами, а затем, как правило, давали подарки детям.

Клавдия обратила внимание на хорошенькую плотненькую девочку лет шести, которая жадно и много ела за столом и этим выделялась среди других детей.

У воспитательницы она спросила, что это за девочка и откуда она. Ей рассказали, что Галя вместе с сестрой Аней, которая тоже здесь, были эвакуированы из Ленинграда. Родители их умерли от голода, а Галя, пережив голод, сейчас никак не может наесться. «Мы ей даем по две тарелки супа, – а ей еще хочется больше, у нас продукты распределяются на всех детей, больше мы ей дать не можем, да и для желудка опасно», – рассказывала Клавдии воспитательница.

– Покажите мне ее сестру, Аню, – попросила Клавдия.

– Аня на год старше, тихая, спокойная, а Галя – живая, подвижная, – продолжила воспитательница.

После посещения приюта обе сестры – худенькая, светловолосая Аня, чем-то напоминавшая ей дочь Свету, и Галя, с коротко стриженными темными волосами, – не выходили у Клавдии из головы. Чтобы она ни делала, а девочки так и стояли у нее перед глазами.

Прошло несколько дней, и Клавдия приняла решение. Вечером собрала у себя дома совет, пригласила Таню Бударину, ее детей, Олега и сказала:

– Я хочу из приюта взять двух девочек-сестер, 6 и 7 лет. Они приехали из осажденного Ленинграда, родители умерли от голода, но у них есть тетя, которая знает, что девочки в Душанбе, и когда появится возможность, она приедет за ними. Одна девочка, Галя, пережив голод, очень много кушает, так что Таня, ты любишь готовить большими кастрюлями, вот тебе и предоставляется такая возможность. Как ваше мнение?

Дети посовещались и согласились. Олег, правда, заметил: «Маловато будет девчонок».

– Ничего, зато вы, мальчики, будете в цене, – шутливо ответила Клава.

– А как ты, Таня?

– Хватит ли у тебя средств кормить такую ораву?

– На девочек мы будем получать причитающиеся им продукты.

Приют переполнен, дети все прибывают, администрация рада, когда кого-нибудь хоть на время забирают в семью. Я все продумала, Таня, наступил момент и за ними приедет тетя, а ей сообщат, что девочки у меня.

– Ну что ж, я согласна, приводи к нам пополнение.

Клавдия довольно быстро решила все юридические вопросы и в субботу после работы забрала девочек домой, чтобы за воскресенье, пока она дома, дать им возможность освоиться.

Девочки с Олегом быстро нашли общий язык и вышли во двор познакомиться с другими детьми из Главснаба, а Таня приготовила большую кастрюлю борща из тушенки и напекла гору пирожков с яблочным джемом. Она волновалась, понравится ли девочкам ее обед, на что Клавдия ответила: «Ты, Таня, прирожденная повариха. Когда твой муж вернется с войны, иди работать в столовую – это твое призвание. Сегодня мы дадим Гале столько съесть, сколько она захочет. Любопытно, будет ли предел?»