Читать книгу - "Эвкалипт - Мюррей Бейл"

Взгляд ее блуждал по множеству разнообразных поверхностей комнаты, на которых много раз останавливался и прежде, но Эллен это не надоедало. Все казалось таким приглушенно-мягким, таким уютным. Ощущение истертой привычности, по-видимому, обладало немалыми успокаивающими свойствами.

И все же Эллен металась и скользила туда-сюда сквозь свет и тень, от одного конца себя к противоположному.

Она была одновременно спокойна и взвинчена; ощущала неодолимую вялость, а в следующее мгновение утрачивала покой. Наверняка для всех этих перепадов настроения и противоречивого скольжения существовал какой-нибудь солидный медицинский термин.

Хотя девушка не вставала с постели, отдохнувшей она себя не чувствовала. Она радовалась солнцу и его теплу, равно как и множеству слабых отголосков, долетающих до нее из внешнего мира; потом, лежа на подушках, внезапно представляла себе дерево — и испытывала прилив яростной ненависти к деревьям, ко всем отцовским деревьям. Чтоб глаза ее ни единой веточки с поникающими листьями цвета хаки не видели больше! Она не в силах посмотреть в лицо миру. Ну и как ей теперь прикажете жить в имении и дальше?

В таком настроении Эллен мысленно перебирала свои наряды, даже туфли примеряла. Мысленно же возвращалась в полупустые сиднейские магазины, где покупателей обслуживали, задравши нос, сухощавые женщины в черном. Порой на нее накатывал безумный порыв раздарить всю свою одежду, в том числе и то кремовое платье с белыми пуговицами, и красные туфли. Ночами девушка просыпалась, что-то рассказывая — во всяком случае, с широко открытым ртом; а в течение дня лежала в постели, не желая и словечка вымолвить. У нее поднялась температура; она угасала. Ей просто-напросто недоставало сил угасанию воспротивиться: это ведь все равно что физическое движение, медленное соскальзывание с кровати на пол, в никуда.

Она часто видела один и тот же кошмарный сон: человек, тонущий в ведре (и что бы это значило?).

Вплоть до ее болезни отец из какой-то невысказанной деликатности ни разу не вошел в ее комнату; зато теперь он просиживал в ногах дочерней постели по нескольку часов за раз. Либо просто просовывал голову в дверь, проверяя, все ли с ней в порядке.

Порою днем Эллен открывала глаза — и обнаруживала, что у кровати ее сидят сразу несколько визитеров, и все глаз с нее не сводят.

Старик доктор в полотняном пиджаке стал, можно сказать, завсегдатаем; Эллен видела, как лицо его, рассветными лучами окрашенное под мрамор, горестно глядит из пространства и времени. Считывая градусник и задавая повторяющиеся вопросы, доктор постукивал ногтем по зубам и сидел у постели с добрый час, а то и больше; Эллен, нравилось, когда он принимался мурлыкать что-то про себя.

Ха! Пытаясь развеселить дочь, отец спрашивал самым умильным голосочком: «Мужчине, небось, уж и сигаретки нельзя выкурить?» И еще раньше, чем девушка успевала кивнуть, не говоря уже о том, чтобы улыбнуться памятной улыбкой, вспыхивала спичка — с этаким глубоко геологическим отзвуком.

Между тем мистер Грот перебрался в одну из свободных комнат — вместе со своим коричневым чемоданом, шляпой и расческами. Он торчал в доме целыми днями напролет, то и дело откашливаясь. Уже почти член семьи, насчет своих прав он нимало не сомневался. А терпения ему было не занимать.

И однако ж мистер Грот начал задумываться про себя: часом, не он ли косвенный виновник этой драмы? В конце концов, правильно идентифицировать более пятисот деревьев не так просто, как кажется. (Десятки и десятки были исхищены из самых что ни на есть глухих уголков Австралии.) А по мере того, как число отмеченных галочкой названий росло, темный сгусток изменчивых, неуловимых имен приобретал запредельный вес и высоту, точно библиотека, что вот-вот опрокинется. Мистер Грот сам это чувствовал. Да, он перевалил за половину — тем грандиознее было бы его падение в глазах публики! Опять же, от его успеха или провала зависело будущее Эллен; конечно, она изнервничалась! Наверняка треволнения отразились на ее здоровье.