Читать книгу - "Честный проигрыш - Айрис Мердок"

— Ты знаешь, дорогая, лучше не носить вот это с этим, — говорил Саймон, обращаясь к Морган.

Та появилась у него неожиданно. Позвонила со станции метро «Бэронс-корт» и сразу пришла. Она была на коктейле неподалеку, сказала Морган, и ей стало скучно и захотелось увидеть Саймона. Было половина седьмого, и Аксель еще не вернулся. Саймон пришел в восторг.

Теперь Морган сидела возле него на желтом диване в изящной миниатюрной гостиной и быстро расправлялась с налитым ей джином. Раскрасневшаяся, чуть под хмельком, она выглядела победоносно счастливой и машинально теребила бусы из темного янтаря.

На ней было темно-синее шелковое платье с красным зигзагообразным рисунком. Чуть сдвинутая набок маленькая синяя бархатная шапочка с кисточкой создавала впечатление, что это умное лицо с очками в металлической оправе принадлежит красивому и начитанному еврейскому юноше.

— Ты говоришь о бусах? А мне казалось, что они хорошо подходят к этому платью.

— Яркая набивная ткань не терпит украшений, милая. Они только смазывают впечатление.

— Саймон, помнишь, дружочек, как в прежние времена ты вечно подсмеивался над моими костюмами? И был совершенно прав. Я в самом деле абсолютно не умею одеваться.

— Позволь мне заняться твоим гардеробом.

— Это было бы замечательно. Ты гениально чувствуешь, как подать вещь. Взять хоть эти искусственные цветы на камине.

— Они не искусственные, они сухие.

— Неважно, на них одно удовольствие посмотреть. А эти чайные розы в черной вазе, с листьями эвкалипта и ириса, если это действительно ирис? Кто бы додумался до такой композиции?

— Это листья монтбрешии. Из сада Руперта. Обычно считают, что розы ни с чем не соединимы, но это не так.

— Милый Саймон, когда я смотрю на тебя, мне всегда страшно хочется смеяться. Я так рада видеть тебя. Ты меня делаешь такой счастливой. — Взмахнув рукой и пролив на ковер немного джина, Морган поцеловала его в щеку.

Саймон тут же ответил ей таким же поцелуем. Еще несколько капель джина пролилось на ковер.

— Я знаю, что вчера ты возила Питера в Кембридж.

— Да. Он поговорил со своим наставником. И будет теперь пай-мальчиком.

— То есть вернется в Кембридж в октябре?

— Само собой. Не думаю, чтоб он когда-либо всерьез предполагал не делать этого.

— Нет, все было серьезно. Но ты совершила чудо.

— Глупости. Просто пустила в ход толику здравого смысла и щепоть любви. Знаешь, по-моему, в тот день Питер повел себя с тобой просто гадко.

— Пустое. Я уже забыл об этом.

— Сомневаюсь. Я бы наверняка не забыла. Велеть Питеру извиниться? Сейчас я могу заставить его сделать что угодно.

— Нет, ради бога, не вмешивайся, Морган. Пусть все идет как идет. Я сам помирюсь с Питером. А уязвим я куда меньше, чем тебе кажется. Опыт перенесения насмешек у меня большой.

— Бедный Саймон.

— Да нет же, все хорошо.

— Брачные узы тебе по плечу? Никогда не тоскуешь по прежней воле? По удивительным приключениям, о которых ты мне рассказывал?

— Нет. Я счастлив. — И он не лгал. Прежние дни сохраняли свою прелесть, но только в воспоминаниях. А стоило, как сейчас, вдруг подумать об Акселе, и в душе поднималась теплая волна любви. Саймон с улыбкой посмотрел на Морган.

— Ты что ж, и в самом деле моногамен, Саймон?

— С Акселем — да.

— Ладно. Время покажет. Нет-нет, это я просто так, к слову. Налей еще немного джина, дорогой.

— Ты так сияешь, словно бы тебя вдруг озарила… благодать.

— Я взбодрилась. Конечно, много еще предстоит… Но я чувствую себя лучше. Я в силах справиться. В каком-то смысле, меня и вправду озарила благодать.

— В каком же именно?

— Я совершила открытие.

— Расскажи! Или это секрет?

— Любовь — существует.

— О! Это я уже познал.

— Нет-нет, я говорю о подлинной, надежной и абсолютно бескорыстной любви. Влюбленность — это совсем другое, это форма безумия. Мне в голову не приходило, что как раз сейчас я могу думать об окружающих, любить иначе, чем прежде, без эгоизма, без ярости. Но я одержала эту победу и очень собой довольна. Оказалось, приятные неожиданности — не выдумка.

— Я не уверен, что все понимаю, — ответил Саймон. — Но звучит восхитительно. Хочу надеяться, что числюсь среди тех, кого ты любишь. Кстати, если понадобится, могу стерпеть и эгоизм, и ярость.

— Конечно же, я люблю тебя, дорогой. Чтобы сказать тебе это, я и сбежала с идиотского коктейля.

— Морган… Какая прелесть… Какая ты душка. Нет, я должен поцеловать тебя. — Саймон поставил стакан на ковер. Взяв и ее стакан, осторожно поставил его туда же. Потом обнял ее и шутливо поцеловал. А когда их глаза встретились, поцеловал еще раз, уже всерьез.

— Милый Саймон, я всегда очень любила тебя, и ты это знаешь.

— И я всегда очень любил тебя. Мне так хотелось, чтобы ты вернулась. Давай любить друг друга и если понадобится, то помогать.

— Как странно, что ты говоришь именно это. Конечно, давай. Мир так жесток. Это такое счастье — найти в нем нежную любовь.

— Давай будем видеться часто-часто. Нет-нет, я хочу держать тебя за руку. Вот твой стакан.

— Я сомневаюсь, чтобы Аксель… Впрочем, не будем об этом. У меня теперь собственная норка в Фулэме. Я переехала от Хильды с Рупертом. Вдруг поняла, что необходим свой дом, место, куда я могла бы позвать кого вздумается. Там мне, наверно, будет хорошо, глядишь, и придумаю, как быть дальше. Ты придешь ко мне в гости?

— Конечно!

— Я очень рада. Знаешь, Саймон, нам с тобой нужно заново познакомиться. Иногда возникает потребность всмотреться в души старых друзей. Тебе это знакомо? Расскажи мне о себе, о своей новой жизни. Я ведь даже не знаю, как вы сошлись с Акселем. Ты вроде раньше не был с ним накоротке. Вы познакомились у Руперта? Аксель бывал у них. Я виделась с ним иногда на обедах.

Протянув руку за спиной у Морган, Саймон слегка отодвинул черную веджвудскую вазу с розами и ветками эвкалипта и аккуратно поставил стакан на полированную столешницу, предварительно проведя донышком о рукав темно-синего пиджака и удостоверившись, что на нем нет ни капли джина. Потом — по-прежнему не выпуская руки Морган — уселся поудобнее, с комфортом разместившись в затененной, тихой и теплой раковине комнаты. Вечер был солнечный, окно раскрыто, но с улицы не долетало ни звука, и лишь время от времени доносился шум самолета, шедшего на посадку в лондонский аэропорт. Говорить с Морган об Акселе было для Саймона счастьем, задевавшим интимнейшие струны души.