Читать книгу - "Здравствуй – Прощай - Игорь Афонский"

Сержант Мансуров тряс за плечо то одного, то другого солдата, заглядывая им в глаза, проверяя на степень вероятности их контузии. Спрашивал, почему никто рот не держал открытым. Так можно было уравнять перепад давления. Но никто не отвечал, его просто не слышали в эти первые минуты тишины. Все смачно сплевывали песок, Олег вытер кровь, сочившуюся из носа, который то ли разбил в траншее, то ли сорвал старую царапину на лице.

Долговязый, сутулый солдат по фамилии Кастрюлькин испуганно присел, чтобы перемотать портянки, плохо подогнанная обувь не давала покоя даже в такой кризисной ситуации. Тут же ему наступили на ногу, послышались жалобные причитания; размахивая застиранной до дыр портянкой, Кастрюлькин изобразил «танец с кинжалами». У кого-то пошла кровь из ушей, вечером их покажут военному врачу в полковом лазарете, на неделю их никто не увидит в дивизионе. Олег спросил, считается ли кровь из носа в таком случае ранением, но услышал в ответ, что «шланговать» так просто у него не получится. Вопрос был исчерпан, навсегда.

Никто не торопился на построение, казалось, что вообще никому не хотелось подниматься из этого уютного окопа, который с такими матами рыли когда-то. Закурили сигареты под необычным названием «Донские», стоимостью по шесть или восемь копеек пачка. К курящим солдатам присоединились механики-водители из ближайших машин. Которые по тревоге запустили двигатели и вывели технику из траншей, а сейчас, справившись со своим делом, были свободны. Посыпались шутки, смехом пытались снять напряжение тревожного вечера. Рыба, боец родом из Воронежа, смешно рассказывал о том, чем был занят последний час, и почему потом прибыл на машину со спущенными штанами. Его, шутя, поздравили с облегчением. Он пошел искать свой ремень. Крикнул всем что-то на казахском языке. Это было нововведение старшины, своего рода пытка — обучение казахскому языку, требовалось выучить несколько слов в день и отвечать на разные, порой провокационные вопросы, сути и всех тонкостей которых никто, кроме носителей казахского языка или общего, «тюркского» диалекта не понимал. Рыба в этом направлении даже преуспел.

Вспомнили историю о последнем «дембеле», когда залетевшего на чем-то рядового заставили чистить нужник по «дембельскому аккорду». Когда всё было сделано, солдат бросил гранату в дырку офицерского туалета, а потом, уезжая, подарил чеку от гранаты своему, оставшемуся сержанту.

Туалет срочно закопали, но это не помогло. Когда уже рыли новую яму, то от резонанса проезжающей машины граната сработала. Потом, разбросанное взрывом дерьмо убирали все вместе, очень долго. На этом участке можно было разбить огород, очень обильным оказался бы урожай!

Мансуров, ярко выраженный азиат с колесообразными кривыми ногами, потомственный кочевник из далекого Оренбурга, хорошо помнил эту историю и кивал в знак согласия. Впрочем, кивал он очень часто и по любому поводу. История его предков, которые ещё под Пугачёвым ходили на восстание, явно не давала ему покоя. Потом, вдруг, он вернулся из прошлого, стряхнул воспоминания и принялся за свои обязанности старшего по званию.

— Кто был ничем, тот станет всем!

Так как сам он не курил, а с никотиновою привязанностью подчиненных боролся собственным примером, то есть такого примера не подавал, то потребовал заканчивать разговоры и выходить строиться, как будто никакого нападения совсем не было.

Соседний артиллерийский дивизион последний раз перекопал снарядами подозрительное место, снёс по пути пару зданий в кишлаке, там долго по этому поводу негодовали. Солдаты отметили, что если есть жертвы, то приедут за выкупом к полковому командованию. К артиллеристам ходить бесполезно.

Как-то произошёл такой случай: во время марш-броска танковая колонна на дороге переехала или протаранила легковую машину местного аборигена, тот создал своим транспортом пробку при движении. Каким-то образом он выследил именно тот танк, который, по его мнению, был виновником в ДТП и потребовал себе разумную компенсацию. Сумма была скромной, но в натуральном виде это выглядело примерно так: тысяча четыреста литров дизельного топлива, тысяча двести литров бензина, четыре мешка риса, четыре мешка сахара, два мешка муки, банку растительного жира, ящик говяжьей тушенки и что-то ещё. Самым интересным моментом в этой истории оказалось, что всё требовалось не за транспортное средство, а за гибель родственника, сидящего в той машине за рулём. Потом выяснилось от него, что пострадали также пассажиры, но они были женщины, поэтому ничего за них пострадавшая сторона не просила! Командир полка долго не мог понять суть этого вопроса, спустил своему заму во всём разобраться должным образом, посчитал эту историю дурным анекдотом. Замкомандира полка оказался мужиком дотошным и прижимистым, сначала во всём разобрался сам, потом отправил одного прапорщика с сержантом, чтобы сделать предложение, приемлемое для двух сторон. Как шли переговоры дальше, история умалчивает, но обиженная сторона была рада минимуму: бочка солярки, бочка бензина, по мешку сахара, муки и риса. Взяли расписку об отказе от претензий за сломанную машину, пассажиров в которой не было в помине, а водитель был сам потерпевший в этой истории.

Но вот и всё, вышли на построение. Плац — это голый пустырь с одиноким штоком для красного флага, днём всегда поднятого. Рядом со штоком стоял одинокий капитан, он находился здесь давно, вероятно, что вышел ещё до обстрела, теперь удивлённо таращил глаза и ждал, когда же все встанут, наконец-то. Подтянулись офицеры, оценили наличие личного состава во взводах, в батареях, отчитались. Дальше всё протекало как в обычный осенний вечер. Так получилось, что очередное звание для командира где-то на тот момент задержалось в пути, поэтому он командовал даже двумя майорами, которые, сами понимаете, были старше его по званию, двумя капитанами, то есть равными ему по званию офицерами, и несколькими старшими лейтенантами и просто лейтенантами, прапорщиками, сержантами и солдатами. Сказать, что он был суров, это не сказать ничего, он был просто зверски суровым мужиком, который чаще бил «за дело» по лицу, чем это можно было нормально объяснить. Впрочем, нормальный врач мог бы диссертацию на этом случае защитить.

Однажды он снял бойца с поста внутреннего караула за то, что тот разговаривал с земляками через колючую проволоку, отправил его на гауптвахту в гарнизон полка, это было на тот момент необычно. Затраты на транспортировку и с соответствующей надлежащей данному случаю охраной! Через десятки километров по чужой территории! Расправиться с солдатом, действуя обычным мордобоем, он почему-то не смог. Чем бы такое закончилось, об этом судить трудно. Рядовому повезло, тот был при исполнении обязанностей караульного. Но так как боец был водителем бензовоза и всегда отправлялся в сложные командировки, а также был «земелей» дивизионного старшины, то дело замяли, так и не предъявив обвинений. Правда, на «губе» солдат отсидел сутки. Уважать его от этого не перестали. Парень, плохо говорящий на русском языке, с воодушевлением потом рассказывал о своём приключении.

В другой раз он просто смазал по щеке лейтенанту, когда тот огрызнулся по какому-то поводу. Лейтенант, спросонья, чуть не ответил ударом снизу. Но что-то его удержало, поэтому он потерял тогда равновесие, пошатнулся.