Читать книгу - "Хардкор белого меньшинства - Дмитрий Лекух"

– Да хрен его знает, – честно говорит Серега. – Вот если бы она правду написала… А то такую хрень ее коллеги про нас гонят, что у меня аж уши в трубочки заворачиваются. Мамаши детей после этого готовы в любой гадюшник отпустить, только не на футбол. Да чего там мамаши! Половина парней в институты на таком шифре ходят, как будто, блин, у нас «коза ностра» какая, а не обычное, пускай и чутка неформальное, сообщество. У любого пидора или чечена с автоматом прав в общественном мнении больше, чем у нормального белого гетеросексуального парня, который просто любит футбол и свою команду…

– Ты думаешь, – хмыкает Гарри, – от того, что она напишет, что-то изменится? Да и попробуй еще пойми, что она напишет-то…

– А вот вы с Димычем, – кивает в мою сторону Серега, – этим и займитесь. Чтоб написала как надо. У вас бабла до хера и рожи интеллигентные. Не то что моя или вон Жекина. Получится, значит, получится, не получится – да ну и хер с ним. Одним ведром говна на наши головы больше, одним меньше…

И поворачивается к столику, за которым Вишневый Сок с корреспонденткой сидят. Кивает им, чтобы подходили.

– Присаживайся, – говорит, – с нами, Алеся. Не обидим…

…Договорились встретиться у Ленинградского вокзала. Подъезжаем – уже стоит. Хорошо хоть, что шпильки не надела. Светлая блузка, светлые джинсики, темные очки. Розу скарферскую повязала зачем-то.

– Ты что, – спрашиваю, – совсем идиотка? Сними немедленно!

– А почему? – удивляется. – Я тут много ребят в красно-белых шарфах видела…

Тут уже и Гарри не выдерживает:

– Слушай, Алесь. А если все эти «ребята в красно-белых шарфах» на твоих глазах слаженно под поезд сиганут, то ты что, тоже за ними прыгнешь?

Хлопает глазищами, потом смеется:

– Ну, если редакционное задание этого потребует…

Ржем в ответ.

Оценили.

Зубастенькая.

Может быть – тьфу-тьфу-тьфу, – и вообще нашим человеком окажется.

– Смотри, – говорю, – Алесь, ты на ком-нибудь из нас цвета клубные видишь? Правильно, не видишь. Потому как задача тупо нажраться, наблевать в тамбуре, попонтоваться и провести ночь в ближайшем отделении милиции – перед нами и сейчас не стоит, и никогда раньше не стояла. Мы просто стараемся не выделяться, а спокойно приехать, спокойно сделать свое дело, поддержать команду и так же спокойно вернуться обратно. Желательно – без потерь. Андастэнд?

– Андастэнд. – кивает. – Мне так даже больше нравится.

– Ну и умница. Пошли на платформу, скоро уже состав подавать будут…

Подхватываю ее сумку, и мы идем к поездам.

Она семенит рядом:

– А в Питере где жить будем?

– Кто где, – жму плечами. – Мы с Гарри и Русланычем в «Рэдиссоне» на Невском, тебе номер – там же забронировали. Потянет твоя редакция?

– Потянет, – кивает, – вполне. А остальные ребята?

– В зависимости, – хмыкаю, – от личного достатка и текущего положения мировой экономики…

– Поня-я-ятно, а вы, значит, что-то, типа, финансовой элиты…

Резко останавливаюсь:

– Стоп, урок первый. На выездах нет никаких элит, даже «хулсы» тут – не элита. Даже «фёстлайн». Просто каждый занимается своим делом. А по жизни – все равны. Именно здесь, именно сейчас, именно в данный конкретный отрезок времени. Больше таких ошибок не допускай, ок?

– Ок, – кивает и смотрит на меня с интересом. – А в нормальной жизни, можно узнать, чем занимаешься? А то что-то лицо у тебя знакомое…

– Можно, – смеюсь, – только чуть попозже. Сейчас – некогда…

Находим нужный вагон, грузимся в купе. Все – трезвые, нормально одетые, выглядят прилично, но – проводница ощутимо напрягается. Они отличные психологи, все эти проводники, стюардессы, халдеи. Особенности естественного отбора, осложненные борьбой за выживание.

Алеся – в моем купе, естественно.

Сам билеты покупал, через свое транспортное агентство. Кроме нее – Гарри и Русланыч.

Пока она переодевается, деликатно выходим постоять в узком вагонном коридоре.

Поезд неторопливо трогается.

Из соседнего купе доносится звон стаканов, потом бешеный рев хриплых мужских глоток.

Типа – песня.

Спартак Москва!

Ты самый лучший!

Ты самый сильный русский клуб!

Вали коней!

Вали мусарню!

Пока ублюдки не умрут!

Наши развлекаются.

Вот ведь послал господь идиотов на мою голову…

Не могли хотя бы до МКАДа потерпеть…

У вылетевшей в коридорчик несчастной проводницы глаза от ужаса уже даже не по восемь, а по все восемнадцать копеек.

Как бы ментов не вызвала.

Надо срочно урегулировать ситуацию.

Беру барышню под локоток и аккуратно завожу ее обратно в служебное купе. Она почти не сопротивляется.

– Извините, девушка, что не представились сразу. Большинство этих милых, обаятельных господ, которые избрали своим средством передвижения ваш поезд и ваш вагон – «мясное», пардон, спартаковское хулиганье. Да-да, те самые злобные фашистские ублюдки, беспредельщики, о которых так любит писать наша доблестная демократическая пресса.

Глаза у проводницы становятся еще больше.

Странно.

Я, честно говоря, думал, что так просто не бывает.

Теперь, в очередной раз, приходится удивляться воистину безграничным возможностям человеческого организма.

Да и за локоть ее держать все труднее, дергается, зараза.

Боюсь, синяки останутся.

Придется как-то компенсировать.

Достаю стодолларовую купюру, кладу ей на столик.

Глаза барышни слегка фокусируются, взгляд становится немного более осмысленным. Да и вырываться перестала, напротив – прислушивается, что дальше скажу.

Скажу, скажу, милая.

Не волнуйся.

– В принципе, как вы знаете, наша пресса просто обожает врать. Нагло и беспардонно. Ей без вранья – ну никак нельзя. Работа такая, платят им за это самое, и это надо четко понимать. Просто потому, что правда – никому не интересна. Согласны?

Кивает. Она согласна.

Вот только пока не понимает, за что ей причитается целых сто баксов. Сейчас объясню.

– Мы, на самом деле, действительно милые и интеллигентные люди. Может быть, только немного громкие. Ну, что уж тут поделаешь, бывает. Но порядок мы вполне способны поддерживать сами. Пошумим, может, малость, но – ничего не побьем. И – никого. А если побьем, – оплатим в полном объеме. Вот только милицию не очень любим, понимаете ли…