Читать книгу - "Приемный покой - Татьяна Соломатина"

– Было, что ты – трусиха. Это сразу видно. Но я тебя тоже боялась. Этот змей подколодный… – Тётя Аня кивнула на Женьку. – Эй, змей подколодный, чего не наливаешь?!

– Девочки, может, вам уже хватит?

– Дай напиться спокойно хоть раз в жизни! И вообще, ты сегодня мальчик на розливе! Не мешай взрослым женщинам разговаривать! О чём я? Ах да! Этот змей подколодный позвонил нам и сказал, что задержится на работе, а потом пойдёт не домой, а к невесте! Старой – уже на всё с прибором, Ленка – тоже ничего не соображает. Для неё что «невеста», что «кобыла» – всего лишь слова, нуждающиеся в правильном переводе. А мне-то каково? Я же тут единственная в здравом рассудке! То он баб презирал, как класс, пользуя, как дырку…

– Тётя Аня!

– Что, тётя Аня? Чего я, вру? Сколько у тебя девок было, ты хоть одну невестой назвал?

– Ну, «дырками» я их тоже никогда не называл, не выдумывай.

– Что не называл, сути не меняет. Заткнись! В общем, то у него ничего серьёзного, то – нате-пожалуйста – невеста. Я ему: «Что за невеста? Откуда вдруг? Тронулся, как бабка с мамашей?» А он мне: «Я вас скоро познакомлю!» – и трубку бросил, скотина.

– Не бросил, а положил. И кстати, сказал тебе: «До свидания!» Просто ты не слышала. Ты орала.

– Я ещё три дня орала, пока вы там это самое. Как наш Женька в этом самом? Не подкачал?

– О, он самый лучший на свете в этом самом! – горячо заверила её Маша. – А какая у него фигура!

– Да, фигура у нашего Женечки, ах! Это самое же ещё в детстве обещало быть самым-самым.

– Дамы, дамы! Я жив, здоров и, между прочим, присутствую, пока вы тут меня обсуждаете, как мешок овса в базарный день! – наигранно строго прикрикнул на них Женька.

– Какой он талантливый, тётя Аня!

– Можно подумать, я не знаю! Да я сама всегда говорила этим дурам: «У Женечки литературный талант! Его надо развивать!» Однажды даже сама надавала ему ремнём по заднице за то, что он сжёг свои стихи.

– Ой ли? – Женька сиял, как новый рубль. – Мне помнится, ты тогда кричала что-то вроде: «Паскуда паршивая! Вьетнамский ковёр испортил! Я за талон на него у едва знакомого завмага отсосала! Чтоб ты сдох, ты же мог сгореть заживо, задохнуться!»

– Ковёр!!! – всхлипнула тётя Аня. – Беж нежнейшего оттенка, длинный и толстый ворс, крупные розовые и голубые цветы, салатовые листья. Добросовестные маленькие узкоглазые человечки ткали, тётя Аня с трудом достала, денег стоил, кроме всего прочего. Прожёг, тварь, прожёг! Палил на нём свои дерьмовые вирши!!! Что я кричала? Всё ты врёшь! Я такого кричать не могла! Запомнил, блядь! Тебе же всего восемь лет было. Ах да. Маша, вы знаете, что у нашего Женечки феноменальная память? «Куры» наши называют это «невъебические способности».

– Мнемонические, тётя Аня.

– Они! Точно! Мнемо… вот это самое…ические.

Маша и Женька хохотали до слёз.

– Да, с ним, видимо, надо быть осмотрительнее в словах.

– Это точно! Ну, дети, совет вам да любовь, остальное тётя Аня поможет купить! Что она немного старше, ты и не смотри!..

Женька шутливо-обречённо махнул рукой.

– …Во-первых, рядом с бабами такой наружности мужики быстро стареют, а во-вторых, – она заговорщически наклонилась к Маше, – наш Женечка такой зануда временами, что кажется, ему уже сто лет в обед. Правильный бывает, как диетическое питание. Тьфу! А ещё он психопат!

– Так какой же он, тётя Аня? – уточнила уже совсем плохо соображающая Машка. – Правильный или припадочный?

– Одно другому не мешает, дорогая.

– Слыхала? А теперь – всем спать! – рявкнул Женька.

И она действительно им помогла. Спустя некоторое время тётка Анна построила дом за городом. Современный и огромный. Хлеб действительно всему голова, и его не перестанут, выражаясь современным кургузым языком, «потреблять» никогда. Так что председатель совета директоров и один из главных акционеров крупнейшей хлебобулочной компании Анна Романова могла позволить себе такую роскошь, как загородное имение. Только кто же там будет жить, если дела требуют постоянного присутствия в мегаполисе и командировок «на места»? Не чужого же человека нанимать, чтобы он все это охранял, холил и лелеял, включая приобретённую кавказскую овчарку и персидского кота? И ещё пару-тройку беспородных хвостатых собратьев, мимо которых Анна не смогла просто так пройти, а на сучку с умильной мордой чуть было не наехала на МКАДе, но вовремя затормозила. Настолько резко, что высказать горячую идиоматическую речь о несправедливости мироустройства нашлось кому. Предварительно, конечно, загрузив испуганную сучку в кожаный салон.

– Страховку получу и продам этот драндулет. Ты, дура, знай, прежде чем под колёса кидаться, – говённое это дело, какой бы жизнь ни казалась. Хотя, не реши ты свести счёты с жизнью, так бы и прозябала на помойке в грязи, голоде и холоде. По весне сношала бы тебя стая кобелей. А теперь будешь вся в шоколаде у меня. Я ведь, дорогая собака… Кстати, да, дорогая. Машинка-то у меня недешёвая. Впрочем, забавно было посмотреть в лицо этого гондона на «жигулях». Нельзя так пугаться, хотя с виду я и злобная. И вообще – соблюдай дистанцию, и будет тебе счастье на дороге. Так вот, дорогая моя собака, я ведь тоже когда-то того… решила: «Выпишут из больницы, и я под первые же колёса!» А тут приходит эта мышь Леночка Иванова. С куриным бульоном, фрикадельками и мамашей своей. Я и давай белугой реветь. Собака, ты когда-нибудь слышала, как ревут белуги? И я нет.

Испуганная сучка перестала трусить и понимающе смотрела тётке Анне прямо в глаза. Вернее, в те глаза Анны, что были в зеркале заднего вида. И не было в бесконечности этих отражений ни мрака, ни чудовищного ужаса. Лишь понимание и приятие. Глаза, исполненные пониманием и приятием, и глаза, пониманием и приятием наполняющие. Между ними – зеркальная гладь. Прозрачная, призрачная, всего лишь стекло, покрытое амальгамой, и… эфемерная в своей непреодолимости… Потому что – вот оно, всё понимающее и всё приемлющее живое существо. Вот запах её шерсти и невероятно умные глаза. В мире людей нет такого понимания и приятия. Если есть Рай, то один из его интерьеров выглядит именно так. А зеркало… Что зеркало? Всего лишь возможность смотреть. Видеть мы можем и без него.

– Леночка, тебе всё равно, где торчать за своим монитором. Кстати, за городом ты сможешь воткнуться в него и на свежем воздухе – на веранду проведено электричество, комаров и мошек глушит какая-то охуенно дорогая хрень. Бабушке уже давно безразлично, где находиться, лишь бы постель, миска, книги и противопожарная безопасность. Так что давайте, собирайте манатки. Да и детям будет лучше в центре трёхкомнатной, а не в Машкиной однушке на окраине.

Маме Леночке действительно было всё равно, где «торчать за своим монитором», и она с радостью собрала нехитрые «манатки», прихватила бабушку и отъехала за город. Повозмущалась, что Анна наняла всё-таки чужого человека – тишайшего таджика, незаметно и бесшумно стригущего газоны, подметавшего двор, кормившего и убиравшего за живностью. При всей доброте и человечности Леночки, не будь его, собаки и коты могли бы скончаться от голода и по уши увязнуть в собственных экскрементах. Не потому, что она была ленива, а потому что, погрузившись в сладостный мир очередного перевода, напрочь забывала об окружающей реальности. Он же ухаживал за бабушкой, выходившей из своей комнаты при полном параде, – «светские» навыки она не утратила до самой смерти и в неприглядном физиологическом уходе не нуждалась, – собиралась на службу, чтобы, вспомнив, что уже давно на пенсии, переставлять и переставлять книги на полках.