Читать книгу - "Белки в Центральном парке по понедельникам грустят - Катрин Панколь"

Иногда жизнь любит подшутить над нами.

Подкладывает бриллиант под автобусный билетик или за занавеску. Прячет его в оброненном слове, взгляде или дурашливой улыбке.

Нужно быть внимательнее к деталям. Они усеивают нашу жизнь, словно камушки на пляже, и ведут нас по ней, как мальчика-с-пальчик. Люди грубые, торопливые, люди, которые носят боксерские перчатки и шаркают ногами по гравию, не замечают деталей. Им нужны вещи весомые, наглядные, очевидные, они не хотят терять ни минуты, у них нет времени, чтобы наклониться и поднять монетку или соломинку, чтобы подать руку незаметному испуганному человечку.

Но если наклониться и вглядеться, если остановить время, можно заметить бриллиант в протянутой руке…

Или в помойном баке.

Что и произошло с Жозефиной в ночь на 2 декабря.

Вечер начался отлично.

Из Англии вернулась Гортензия, и жизнь сразу набрала обороты. Куча рассказов, проектов, новых мелодий, куча грязного белья, которое нужно перестирать, куча складочек на блузке, которые нужно перегладить, куча удивительных событий и приключений, и еще напомните мне позвонить Марселю и спросить… и номера телефонов, и списки, и знаешь что, а вот скажи-ка на милость, и главное чудесное приключение, о котором она рассказала матери и сестре, сидя на кухне, — история про витрины «Харродса». «Представляешь, мам, представляешь, Зоэ, у меня будут две витрины, и мое имя будет написано большими буквами, на Бромптон-роуд в Найтс-бридже! Две витрины «Гортензия Кортес» в самом популярном в Лондоне универмаге! Да, согласна, не самом шикарном и не самом изысканном, но зато именно там болтаются большинство туристов, большинство миллиардеров, большинство людей, которых не оставит равнодушным мой уникальный, удивительный талант».

Она раскидывала руки и кружилась по кухне, кружилась по прихожей, кружилась по гостиной, хватала Дю Геклена за лапы и заставляла вальсировать вместе с ней, кружиться, кружиться, и так смешно было смотреть на здоровенного простофилю Дю Геклена, который не понимал, как себя вести, кидал беспокойные взгляды на Жозефину, а в конце концов попал в такт шагам Гортензии и залился радостным лаем.

— Но послушай, — спросила Жозефина, когда Гортензия, выдохшись, плюхнулась на стул, — ты уверена, что выиграешь конкурс?

— Не то что уверена, мам, — убеждена! Я нагрузила свое жизнеописание оригинальными и живописными фактами и поступками. Развила две идеи, одну из которых считаю гениальной: «Что делать с жакетом зимой?» Нужно ли носить его с теплым свитером, с большим шарфом, с кардиганом, небрежно завязанным вокруг талии, или, наоборот, вписать его в шерстяной плед, чтобы получилось нечто вроде пальто? Жакет зимой — настоящая головоломка. В нем одном мерзнешь, а если носишь под пальто — жарко. Надо придумать что-то новенькое. Утеплить, не утяжеляя силуэт, и сделать легче без риска подхватить воспаление легких. Я развила эту идею, сделала наброски. А еще мисс Фарланд положила на меня глаз, так что меня выберут, будь спокойна!

— А когда будет известно?

— Второго января… Второго января мой телефон зазвонит, и я узнаю, что принята. Если бы вы знали, в каком я возбуждении! Мне осталось десять дней, чтобы придумать идею, буду кружить по Парижу, липнуть носом к витринам и наконец найду идею, гениальную идею, которую останется только воплотить в жизнь… Крибле-крабле-бумс! И вот я — королева Лондона!

Она вскакивала и слегка подпрыгивала, чтобы подчеркнуть свой оптимистичный настрой и хорошее настроение.

— Сегодня вечером, чтобы отпраздновать, я приготовлю для тебя яблочный мусс! — объявила Зоэ, одернув маечку со Снупи, подаренную Гортензией.

— Спасибо, Зоэ! А дашь мне рецепт? Я приготовлю его для парней, с которыми снимаю квартиру. Им есть за что на меня злиться…

— Да-да! Конечно! — завопила Зоэ — она была счастлива приобщиться к жизни Гортензии в Лондоне. — Ты скажешь, что это я, ладно? Скажешь им, что это я дала рецепт…

И она помчалась в свою комнату за драгоценной черной тетрадкой, чтобы начать великое дело — изготовление яблочного мусса.

— Ох, мам! Я так счастлива… так счастлива! Если бы ты знала! — Гортензия потянулась и вздохнула: — Хочется, чтобы уже скорее наступило второе января…

— Но… вдруг ты не выиграешь конкурс? Нельзя так увлекаться…

Снисходительно улыбается, пожимает плечами, поднимает глаза в потолок и тяжело вздыхает:

— Как это «не выиграю»? Это невозможно! Я окрылила эту женщину, я ее заинтриговала, растрогала, населила ее одиночество великой мечтой, она через меня увидела себя, вновь пережила свою юность, надежды… И я сдала ей безупречное жизнеописание. Ей остается просто выбрать меня! Я запрещаю тебе сомневаться, ни единой негативной мысли, не то ты меня заразишь!

И она отодвинулась от матери вместе по стулом.

— Я говорю это из соображений предосторожности… — извинилась Жозефина.

— Ну и ладно! Не говори так больше, не то принесешь мне несчастье. Мы не похожи, мам, не забывай об этом, и я не хочу быть на тебя похожей… в этом, — добавила она, чтобы смягчить грубость своих слов.

Жозефина побледнела, резко выпрямилась. Она успела забыть, какая решимость свойственна Гортензии, какая она цельная натура, как все вокруг нее кипит и бушует. Дочь идет по жизни с волшебной палочкой в руке, а она, Жозефина, ковыляет, как подраненная жаба.

— Ты права, солнышко мое, ты выиграешь… Только мне страшно за тебя… Это материнский инстинкт.

Гортензию передернуло при этих словах, и она поспешила сменить тему. Так даже лучше.

— Как поживает Ифигения? — спросила Гортензия, скрестив на груди руки.