Читать книгу - "Дальтоник - Алексей Слаповский"

Лиля вспыхнула.

— Конечно, с твоей Юлей не сравнить! Костюмчики, чулочки даже летом, юбка ниже колен. Ясно: возраст не позволяет, фигура не позволяет!

— Между прочим, что-что, а вкус у нее получше твоего! И образование. И книжек побольше читала!

— А чего ты к ней не вернешься тогда? — спросила Лиля, улыбаясь ехидней, чем следовало.

— А это вопрос открытый! — ответил Юрий Иванович и ушел из дома.

В машине он понял, что и без подсказки Лили хотел поехать к Юле. Не вернуться, об этом нет и речи, а просто поговорить с ней. Все-таки Юля всегда была верный и понимающий товарищ, какой и должна быть жена. И он бы не ушел от нее, если бы не парадокс природы: мужчина, хоть и умирает раньше, но к сорока годам еще фактически мальчик, юноша, только зрелый, а женщина уже ощутимо блекнет по всем параметрам. Конечно, Карчин это не вполне замечал, видя жену каждый день, но однажды его пригласили на юбилейный, двадцатый вечер встречи выпускников и он, обычно уклонявшийся, вдруг захотел пойти. Увидев своих одноклассниц, в большинстве своем потускневших, располневших, с морщинами на лице и особенно на шее, он был поражен. Он увидел себя в окружении полузнакомых дряхлеющих теток, каждая из которых была старше него, а когда он оказался вблизи группы других женщин, тоже отмечавших юбилей, но десятилетний, почувствовал себя гораздо лучше, вот они показались ему ровесницами, да и то, пожалуй, с натяжкой. И тогда, вернувшись домой, он, может, впервые посмотрел на жену открытым взглядом и с горечью признал, что она ничуть не моложе его теток-одноклассниц. С этого разочарования началось, увлечением Лилей и разводом продолжилось, и вот уже седьмой год у него новая семья...

Он с усмешкой сказал Юле откровенно (как именно и можно сказать товарищу, не стесняясь):

— Вот, пожаловаться зашел.

— Жалуйся, — улыбнулась Юля.

Он начал рассказывать о своих неприятностях, но видел, что Юля слушает хоть и старательно, но зыбко, куда-то все время пропадая мыслями, это читалось в глазах. Карчин перебил сам себя и спросил:

— Случилось что-нибудь? С Данилой что-нибудь?

Юля кивнула.

— Что?

— Я хотела тебе позвонить, но все пока обошлось...

— Ты конкретно можешь сказать?

— Задерживали его в милиции. Но уже отпустили.

— За что?

— Да глупость. Шел с двумя приятелями вечером, захотел пить. Знаешь, такие стоят на улице возле магазинов шкафы-морозильники с напитками. Ну, один его приятель взял и ударил ногой. Он каким-то спортом занимается, что-то с ногами связано. Ударил, разбил стекло, они взяли всего по бутылке, а тут машина патрульная проезжала. Забрали, да еще и травы этой им подбросили... Марихуаны.

— Он у нас и наркоман к тому же? В армию его!

— Да ни при чем он! Я же говорю: стекло другой разбил, а эту гадость им подбросили! Для того чтобы денег сорвать. Ну, пришлось отнести. Виктор Сергеевич выручил.

— Какой Виктор Сергеевич?

— Я сто раз говорила, Юра... У меня есть своя жизнь...

Карчин вспомнил: действительно, у Юли года два назад появился какой-то Виктор Сергеевич. Карчин, узнав это, даже порадовался за нее: пусть живет женщина полной жизнью, меньше будет обижаться на него и бесплодно ждать его возвращения. Он знал об этом Викторе Сергеевиче только то, что тот был вдовец, жениться не собирался, работал на какой-то скучной административной работе, от Юли, как понял Карчин, желал лишь совместного проведения досуга. Представлялись почему-то походы в кино и в театр, поездки за город, где этот Виктор Сергеевич, наверняка человек уже в возрасте, с молодым задором готовит шашлык в каких-нибудь кустах, зорко посматривая, не покушается ли кто угнать его «Москвич», почти новый, которому и десяти лет нет. Потом Юля его не упоминала, вот Карчин и удивился сейчас, что он еще существует.

— И много понадобилось денег?

Юля назвала сумму.

— Немало! Откуда у него такие деньги?

— Для него небольшие.

— Да? И дом за городом, и на «Мерседесах» раскатывает?

— Вообще-то он в самом деле за городом живет, и «Мерседес» у него, не новый, правда.

— Слушай, а почему бы тогда ему Данилу от армии не откупить, а?

— Ты странные вещи говоришь, Данила твой сын!

— Именно. И я имею право решать его судьбу. Так? Вместе с тобой. Так?

— Конечно.

— Тогда слушай: ему действительно надо в армию! Здесь он скурится, сколется, сопьется и сдохнет под забором!

— Какие ты вещи говоришь...

— Я обрисовываю реальную перспективу! Где он вообще?

— На роликах поехал покататься с друзьями, на «Тульскую», там комплекс какой-то...

— С теми друзьями, которые стекло били?

— Эти нормальные. А там просто дурная компания. Просто Данила слишком добрый, у него развито чувство локтя. Он был ни в чем не виноват, а молчал.

— Не виноват! Откуда ты знаешь? Может, он у них вообще там самый главный! Ты над ним кудахчешь, а сына надо знать!

— Я его знаю! А если не нравится, как я его воспитываю, встречайся с ним и говори!

— Поздно говорить! Вырос уже! В армию — и пусть его обломают! Там он забудет, как сладкой водички даром попить!

В общем, встреча кончилась глупой руганью.

А другой день принес новые огорчения. Звонки по поводу «Стар-трека» раздавались каждые десять минут. Все торопили, требовали, гневались, недоумевали. Строители предложили новый вариант документации. Если не вдаваться в технические подробности, суть сводилась к тому, что детальные предложения изменений проекта заменялись суммой этих предложений. Результат в итоге был тот же, но зато подписать это Карчин имел право единолично. Ну, и еще две-три страховочные подписи.

Однако ответственность такая, что в случае чего — верный суд и верная тюрьма. А Карчин этого страха уже натерпелся. Поэтому он пробивался на прием в мэрию, надеясь на другое решение. И — луч свет в темном царстве — пробился, его приняли. Карчин, волнуясь, но сдерживаясь, честно все рассказал. Несчастный случай есть несчастный случай. Нельзя, чтобы из-за него рухнул такой проект. Один из лучших проектов этого года. Презентативный и репутационный проект для всех, включая городские власти.

Его выслушали, все понимая, кивая и соглашаясь, и сказали: кто против, но в чем, собственно, проблема? Проблема в том, ответил Карчин, что нужно объехать заново два десятка инстанций и заново поставить два десятка подписей. Которые, кстати, были уже поставлены. Что поделаешь, вздохнули в ответ, правила есть правила, заново так заново. И тут Карчин поступил неосторожно — от обиды и от негодования. Я знаю примеры, сказал он, когда эти правила корректировались. В том смысле, что звонка из мэрии было достаточно, чтобы... Ему не дали договорить и возмутились: вы что же, предлагаете нам закон нарушить? Надавить? Приказать? Мы не имеем права такими вещами заниматься! При этом и Карчин, и те, кто говорили это, прекрасно знали, что такими вещами мэрия занимается ежедневно и чуть ли не ежечасно. Но Карчин по каким-то причинам из этого круга привычных занятий вдруг выпал. Утратил вдруг доверие и авторитет. Стал в одночасье тем, для кого не стоит стараться. И он почувствовал себя в этот момент человеком из советской очереди, который был в первых рядах, но которого вдруг оттерли, он оказался последним и ему ничего не досталось.