Читать книгу - "Москит - Рома Тирн"

Тео провел в камере четырнадцать с лишним месяцев. После давки, абсолютной невозможности побыть одному и зловония, худшим злом была скука. Один бесконечный день тянулся за другим, и ничто не менялось в их тягучей монотонности. Время остановилось. Тео почти не ел. Тошнотворная вонь пота и испражнений, скотские условия отвращали от пищи. Кое-кого из заключенных забирали, новых привозили. Дизентерия у нескольких человек плюс очередная атака москитов грозили вспышкой лихорадки. Очень скоро все узники были в красных пятнах укусов, и по ночам — худшее время! — стоны и проклятия сливались со звуками яростного расчесывания. Братья-медики неустанно пеклись о больных. Они просили побольше воды, чтобы хоть к ранам прикасаться чистыми руками, но охрана приносила в одной посудине воду и для питья, и для всех прочих нужд. Пытаясь снизить риск заражения, братья умоляли арестантов не мыться, пока все не напьются, но уговоры были тщетны. Из-за вечного страха и безделья в камере вспыхивали ссоры, непредсказуемые и жестокие, нередко из словесных нападок перераставшие в натуральные побоища. Тогда на пороге возникал охранник, вытаскивал ближайшего к двери заключенного и нещадно избивал. Не раз и не два в одиночку отправляли непричастного к драке человека, превратив его в кровавое месиво.

Братья-тамилы, врачи без дипломов, по мере сил и возможностей старались предотвратить подобное, несмотря на то что их собственное положение было таким же шатким, как и у остальных. И все-таки они были полны оптимизма и всевозможных историй о своей жизни до ареста, о младшей сестре, уехавшей в Англию. В детстве она училась кандийским церемониальным танцам, собиралась посвятить этому искусству жизнь. Но однажды на ее глазах человека облили керосином и подожгли. Танцы для сестры закончились навсегда; с того дня она мечтала только о медицине, заявила родителям, что хочет спасать людей, которых другие люди пытаются уничтожить. Вся семья только поражалась, а сестра ни разу не усомнилась в правильности своего решения. Вот как на ней сказались предсмертные крики несчастного. Братья сокрушенно качали головами. Сестре было тогда тринадцать. Сейчас ей уже почти двадцать.

— Когда тут воевать перестанут, она вернется и выйдет замуж за любимого. Они с детства вместе.

Братья все повторяли, что война не может длиться до бесконечности. И держать людей в плену тоже вечно нельзя. Очень скоро всех выпустят.

— Надо потерпеть. Ходят слухи про мирные переговоры, а выборы в следующем году точно будут. Так что ждать недолго осталось.

Тео долго не принимал участия в общих беседах. Слишком велико было потрясение. Он был полностью сбит с толку, едва понимал, что происходит вокруг. Гнев исчез, стертый неизбывной тревогой за Нулани. Безумие последних дней лишило Тео свойственного ему жизнелюбия. Он изменился. В тюрьме он вел себя так, словно с рождения был арестантом. Тео просто старался выжить в диких условиях, и ни на что иное сил у него не оставалось. Он оцепенел от настоящего, страшился будущего, мозг отказывался воспринимать что-либо помимо вопроса, ответ на который Тео так и не получил. Почему он здесь?

Вначале его зверски избивали, потом будто забыли о нем, а Тео не решался требовать объяснений — из трусости, из бесконечной благодарности за то, что не трогают. Он даже думать перестал в течение дня, ведь его в любой момент могли вытащить для очередной экзекуции. Он мало на что реагировал, а когда разбились очки, мир вокруг расплылся совершенно.

Днем изнуряла жара, по ночам было немного прохладнее, но Тео начали мучить немилосердные головные боли. И все же именно ночью он чувствовал себя увереннее, не таким уязвимым. В темноте стихали голоса соседей по камере, далекие крики обезьян, и Тео мыслями стал возвращаться к Нулани. Как сказалось на ней его внезапное исчезновение? Где она теперь, о чем думает? Наверняка считает его погибшим — а что еще она может думать? И Суджи к этому времени, очевидно, счел его погибшим. Зная о незваных гостях, Суджи мог предположить только самое худшее. Мысли терзали сильнее боли. Он корчился, представляя, как Нулани просыпается и не находит его рядом. Решила ли она, что он бросил ее? Или начала искать? Может, ей тоже грозит опасность? «Это только моя вина, — думал Тео, — только моя». Вопросы роились в голове, и отмахнуться от них не было никакой возможности. Тео представлял, как Нулани в замешательстве бродит по дому. Представлял, как отчаяние медленно овладевает ею. Представлял, как, прибежав на берег, она смотрит на море и не понимает, что делать дальше. Вновь и вновь, слабея от страха за нее, Тео вспоминал, как мирно она спала, омытая лунным светом, свято веря в то, что все горести наконец позади. Страх извивался в нем песчаным червем. Страх заполнял его, как морская вода раковину, выброшенную на песок. Страх грозил расколоть хрупкую оболочку его рассудка. Вся его надежда была сосредоточена на Суджи, который должен был отвезти ее в Коломбо. Но вдруг он в панике забыл документы или деньги? Что тогда? А вдруг его задержали и нашли при нем фальшивый паспорт, что Тео добыл для Нулани? Это неминуемый арест. Боже, что с ними со всеми происходит?! И тогда страшная мысль, которую Тео так долго гнал, настигла его. Увижу ли я когда-нибудь ее снова?

Ночь за ночью, шагая к нему, как солдаты на марше, вопросы не давали передышки. Днем еще как-то удавалось не думать о девушке, а во мраке ночи, в духоте камеры он вызывал ее образ, точно фокусник, и снова гулял с ней по пляжу. Так он казнил себя каждую ночь и в эти моменты давал волю немым рыданиям. Ему казалось, он не издает ни звука, но однажды ночью, уже окунаясь в горестный омут воспоминаний, Тео почувствовал прикосновение к плечу. И услышал голос: