Читать книгу - "Грустное кино - Терри Саутерн"

Анджела Стерлинг, гибкая и фигуристая, в своем знаменитом халате голубой парчи – подарке Ханса Хеминга, – который она надевала во время большинства своих интервью киношным журналам (отсюда и его слава), шагала по будуару декорации касбы туда, где Борис и Ласло готовили первую съемку. Подсобники раскладывали кабели, и осветители, забивавшие гвозди, прекратили работу. Получился почти стоп-кадр из кинофильма. Все головы повернулись, словно приводимые в движение одним-единственным проводком, все взгляды на мгновение впились в сказочное лицо, прежде чем резко опуститься к участку чуть ниже бедер, где голубой халат распахивался с каждым шагом длинных ног, на миг обнажая кусочек знаменитой ляжки. Эффект получатся примерно как от укола ножом.

– Все откроется теми фильмотечными натурными съемками, – говорил Борис Ласло, – начиная с длинного и широкого воздушного кадра, чтобы четко определить, что это Марокко. Потом мы пойдем все ниже, ниже, ниже, прямо к этому окну, а потом подхватим внутри, врубаешься? – Приложив глаз к видоискателю, он медленно попятился от окна, продолжая: – Мы подхватим прямо здесь, у окна, как идеальный реверс, и позаботимся о том, чтобы камера двигалась в том же темпе, в каком опускалась. Она должна будет очень медленно откатываться от окна, какое-то время избегая кровати – медля, исследуя. Это движение будет продолжаться довольно долго, – мы используем его как фон для титров… а потом, естественно, мы закончим на кровати, где они занимаются любовью… – Борис опустил видоискатель и посмотрел на оператора. – И все ходы должен придумать ты, Лас, причем так, чтобы мы логично и неизбежно закончили на кровати – не просто потому, что на ней случилось потрахаться сладкой парочке, а потому, что этого потребовала направленная симметрия движения камеры. Попадание на кровать должно быть внутренне присуще всему движению. Пожалуй, лучше сделать это движение в целом ходом слева направо и примерно по часовой стрелке… думаю, это сработает. Контакт?

– Есть контакт, – отозвался Лас, уже изучая и прослеживая движение, указанное Борисом.

Режиссер повернулся к Анджеле, сидящей на краешке кровати. Она наблюдала и прислушивалась примерно так же, как делала это, сидя на краешке стула в Актерской мастерской.

– Извини. – Он, взял ее за руку. – У нас тут немного процесс затянулся.

Анджела улыбнулась ему и кивнула. Глаза ее поблескивали, излучая обожание.

– Нет, – мягко сказала она, – это было чудесно. Знаете, это такая… привилегия просто здесь находиться, вроде как быть «за сценой». Я хочу сказать – в творческом плане, с таким человеком, как вы.

Борис улыбнулся и сел рядом с ней на кровать.

– Ты прочла сценарий?

– О да, он прекрасен, – вздохнула Анджела. – Не уверена, что я его поняла, но настоящую поэзию я узнаю с первого взгляда, и я обожаю поэзию.

«Сценарий», как назвал это Борис, на самом деле представлял собой не более чем набросок, бессвязную кашу из чувственных сцен, куда были вставлены детские впечатления. Эту халтуру они с Тони сварганили прошлым вечером – исключительно для Анджелы.

– Я подумала, что эти сцены из детства такие волшебные, – воскликнула она, а затем с мрачной тревогой спросила: – Вы думаете, Дженни с ними справится?

Борис похлопал ее по ладони.

– Она все сделает идеально. – Он долго смотрел на Анджелу, словно вычисляя риск. – Тони сказал, ты что-то говорила про дублершу?

– Вы имеете в виду, для любовных сцен?

– Угу.

– Ну, я совершенно естественно предположила… в смысле, если там действительно надо заниматься любовью…

Борис укоризненно рассмеялся.

– Но ведь ты училась в мастерской – неужели тебя там даже любовью заниматься не научили?