Читать книгу - "Грустное кино - Терри Саутерн"

Эпизод с касбой был расписан на шесть дней съемки, и Анджела присутствовала почти во всех сценах. Исключения составляли фрагменты монтажа с разными случаями и впечатлениями из ее детства на виргинской табачной плантации, На роль отца Борис с Тони решили пригласить почтенного, имеющего многочисленные награды Эндрю Стонингтона. величественного патриарха с Дальнего Юга дней минувших; на роль матери, естественно, никто не подходил так, как сама великая Луиза Ларкин. Чтобы изобразить Анджелу юной девочкой – в ряде сцен, где представлялась ее жизнь между восемью и двенадцатью годами, – они прибегли к услугами разносторонней и совершенно прелестной Дженнифер Джинс, более известной близким друзьям как Дженни Джинс, а еще более близким друзьям как Секси Джинс. Хотя она вполне сносно сходила за восьмилетку и идеально за двенадцатилетку, на самом деле Дженнифер было восемнадцать. В этом потребовалось удостовериться без всяких сомнений, прежде чем Сид ее подписал.

– Морти, мы с этой злоебучей девчонкой точно в тюрьму сядем, если я хоть что-то в этом понимаю! Она же долбаный ребенок, долбаного Христа ради! Ты на сто процентов уверен, что этой бляди уже восемнадцать?! Я не хочу получить по мозгам каким-нибудь долбаным актом о правах человека и даже не поебаться! Ни под каким соусом, блин!

– Богом клянусь, Сид, – сказал Морт, торжественно поднимая руку. – Я же тебе говорю – я ее свидетельство о рождении видел. Если тебе этого недостаточно, то я получил письменное подтверждение от ее предков – они говорят, что ей железно восемнадцать. Еще они как следует врубаются, что мы тут типа взрослую картину снимаем.

Сид, вконец обалдевая, опустил голову на ладони.

– Типа взрослую картину, говоришь? А я думаю, мы тут все в тюрьму сядем – вот, Морти, что я думаю.

Однако самая драматическая встреча с мисс Джинс выпала Тони Сандерсу.

– Господи еби его Иисусе, – прохрипел он, приковыляв к краю съемочной площадки, где Борис сидел и делал заметки. – Блин, ты просто должен глянуть на то, что за чудо там во втором трейлере отрывается. Там, блин, восьмилетний ребенок крутит мастырки из гашиша потолще твоих сигар. – Качая головой, Тони рухнул в кресло. – И это, папаша, такой охуительный динамит, что я ебу.

Увидев сценариста так капитально удолбанным, Борис рассмеялся.

– Мальчик или девочка?

– Кто? Ребенок? Да девочка, блин, фантастическая восьмилетняя девочка! Знаешь, которая Анджелу в детстве играет? Короче, мы должны были со сценарием поработать, ну и я просто в гримерку вошел… а там, блин, рок на полную мощь ревет, «Джекки Кей и Пластиковые Сердца»… и эта коза сидит там одна, пялится в зеркало и громадный косяк смолит. «Хочешь дернуть?» – спрашивает… блин, школьница, но заебистая какая-то, врубись… а потом говорит: «То есть, если ты типа, не из ФБР». Короче, я сел там и удолбался.

– Но не потрахался? – спросил Борис.

– Нет, блин, но врубись… в какой-то момент я спрашиваю, нет ли там чего-нибудь выпить, а она говорит: «Нет, деточка, я не пью». А я говорю: «Да знаю я, что ты не пьешь, – я просто подумал, что твой менеджер, или твоя мамаша, или еще кто-нибудь…» А она улыбается и говорит: «Может, я вместо этого вон тот твой косяк подергаю?» Восемь лет от роду, как тебе? Короче, блин, я так окосел, что только и выдал ей: «Чего? Ты чего сказала?» А она мне в ответ: «Ты что, тупой? Хуй, говорю, тебе пососать, минет сделать, такие, типа, дела?» Вот это, блин, Б., вот это меня вконец обломало. Не помню, когда я хоть раз в жизни отказывался, чтобы мне хуй пососали, но восьмилетка же, блин… не знаю, может, я малость старомодный… тринадцать, двенадцать там – классно… может, даже одиннадцать… или десять, блин, если у нее хоть соски есть – в смысле, хоть какая-то грудь… но тут же вообще ничего… то есть, блин, кому охота ебать телку совсем без сисек? Это же какая-то блядская педерастия получается, верно? То есть это вроде как пацана ебать, так?

– Но ведь она просто хотела устроить тебе небольшой отсос, – напомнил ему Борис, – и сиськи никакого отношения к этому не имеют, разве не так?

Тони хмыкнул, вздохнул и закрыл лицо ладонями. Потом в отчаянии замотал головой.

– Да знаю я, знаю… я уже об этом думал… это все гашиш злоебучий… я от него, Б., вконец охуел… со всем, блин, не соображал, что делал…

Борис сделал большие глаза, потом исполнил подъем бровей из мыльной оперы – удивленно-возмущенная смесь, а потом громогласно вопросил: – Да ну?

Но все это, ясное дело, с удолбанным 'Гони было совершенно впустую. Сценарист гримасничал, словно в мучительном непонимании, плотно зажмуривая глаза, скрипя зубами, мотая головой, и в конце концов выдавил: