Читать книгу - "Одиссея Гомера - Гвен Купер"

Ну и что с того, что я вовсе не занималась целенаправленными поисками того, с кем провести остаток своих дней? Целенаправленность — это еще далеко не все! Взять хотя бы Гомера. Он вообще пять раз из десяти не знал, куда карабкается, куда прыгает и куда бежит. Движение само по себе уже радость, и значит — надо радоваться.

* * *

К выбору возможных кандидатов в ухажеры я решила подходить с решительным намерением устроить каждому то, что я про себя назвала «испытание Гомером». До такого формализма, как анкета, я еще не скатилась (может, я и была неврастеничкой, когда речь шла о Гомеровой безопасности, но пока еще не сумасшедшей), однако, беседуя с «кандидатами», я задавала наводящие вопросы, внимательно слушала и пыталась для себя выяснить: был ли кандидат рассеян? Шарил ли он по карманам в поисках бумажника или связки ключей или имел цепкую память? Держал ли когда-нибудь домашнего питомца? Такого, за которым нужен уход? Были ли у него братья и сестры и могли ли они доверить ему племянников или племянниц (например, чтобы он пошел с ними на футбол или отправился на вылазку с палаткой), не сомневаясь при этом, что он вернет их домой в целости и сохранности? Мой избранник должен был, например, помнить, что некто Джонни терпеть не мог орехи и не ел ничего, что пахло орехами, а вот некая Салли — та и пятнадцати минут не могла провести на солнце, чтобы у нее не появилась сыпь. Только такой человек способен был усвоить правила безопасности, которые надлежало помнить всегда.

Гомер был в восторге от любого мужчины, которого я встречала, а они были в восторге от него. До встречи с ним мужчины обычно скептически относились к ухаживанию за женщиной, в доме у которой живет три кошки. Не то чтобы они не любили кошек как таковых, но три… представлялось им перебором.

Уже через пару визитов в наш дом они, в большинстве своем, становились преданными последователями культа Гомера.

Гомер определенно был очень «мальчуковым» котом, и, я думаю, моим кавалерам он нравился потому, что, как любой мальчишка, не очень-то жаловал порядок, зато обожал шумные игры. Он любил бороться, кувыркаться, играть в салки или ловить подброшенные «косточки», в общем, все те игры, в которые играл с Джорджем и его приятелями. Принято считать, что мужчины больше любят собак, но по духу Гомер и был сущим щенком, насколько это возможно для кота: он всех одаривал щенячьей любовью, а когда с ним играли — испытывал щенячий восторг.

Живя с Гомером, я стала уже забывать, что в чем-то он не такой, как все. Но для многих сам факт встречи с безглазым котом был потрясением. Многие представляли себе Гомера страшным калекой, а после с явным удивлением в голосе разводили руками: даже не верится, что он такой… нормальный. «Как будто у него просто закрыты глаза!» — говорили они. Тот факт, что Гомер расхаживал с такой уверенностью, что он мог сам есть, справлять нужду и передвигаться по квартире не цепляясь за стены и мебель, они воспринимали как настоящее чудо.

Гомер был приветлив со всеми, но постепенно создавалось некое мужское сообщество из тех, кто мог приходить и играть с ним. Все члены этого сообщества, по-видимому, считали, что они — и только они! — обладали неким особым качеством, притягивавшим к ним слепого кота. Люди любили Гомера уже за то, что, заигрывая с ними и ластясь к ним, он тем самым признавал их не просто мужскими особями, а именно особыми. Если уж слепой кот мог довериться вам и дружил с вами, то, наверное, и впрямь есть в вас что-то такое, некая возвышенная чистота духа, которую никто прежде Гомера не замечал (а вот Гомер увидел сразу). Среди моих знакомых не было таких парней, кто не был бы уверен в том, что их отношения с Гомером — неповторимые.

— Гомер мой друг, — все как один утверждали они.

— Гомер всем друг, — с улыбкой отвечала я, никак не желая кого-то обидеть, а только с гордостью за то, как легко мой мальчик ладил с людьми.

— Да, но у нас-то с ним особая дружба! — отвечали они мне с такой уверенностью, что не оставляли места сомнениям.

Я никогда не поправляла их во второй раз; кто я такая, чтобы спорить с кем-то, кто любит Гомера?

Гомер мог одинаково дружить со всеми мужчинами, но оттенки дружбы с каждым у него и впрямь были разными. Один из моих знакомых, финансист из Майами, который в свое время (еще в школе) играл на гитаре, случайно узнал о любви Гомера к коробке от салфеток с привязанными на манер струн резинками. Он достал свою старую гитару, и они с Гомером устроили «джем». Он даже дал Гомеру подергать струны, тут же окрестив моего кота «маленьким гением». Другой, шеф-повар одного из местных ресторанчиков, любил готовить разные блюда и наблюдать при этом за реакцией Гомера. К говядине Гомер относился нейтрально, рыба была ему очень интересна, а любое блюдо с индейкой просто сводило его с ума. Особенно Гомер пристрастился к свежеобжаренной индейке и мог отличить ее от других блюд, даже если она была завернута в вощеную бумагу. «У него нос истинного гурмана», — утверждал повар, и у меня так и не хватило духу сказать ему, что Гомер приходил в такой же восторг от случайной банки «Фрискис». Еще один мой ухажер, в детстве обожавший строить из подушек замки, тащил ко мне домой все, что могло пригодиться им с Гомером в строительстве «кошачьих» пещер для игры в прятки: коробки, сумки для покупок, абсолютно все.

Хотелось бы мне сказать, что таким нехитрым способом все эти парни пытались стать ближе ко мне. Однако в глубине души я подозревала, что все было с точностью до наоборот. Все эти мужчины, с которыми у нас так и не сложилось, при расставании со мной испытывали лишь одно сожаление: «Это… это значит, что мы с Гомером больше не увидимся?»

* * *

Был еще один парень, с которым я встречалась и который мне безумно нравился. Виделся он и с Гомером. Он был красив, умен, очень весел и целовался едва ли не лучше всех, кого я знала. Мы как раз достигли стадии робких признаний («Ты самая невероятная женщина, которую я когда-либо встречал!»), как тут он внезапно в последний момент отменил три свидания подряд!

Каждый, кто хоть однажды был в моем положении, знает, какие мысли крутятся при этом в голове: ты злишься из-за неуверенности в себе; тебе больно оттого, что ты, наверное, сделала что-то не так, или что к тебе вдруг потеряли интерес, или что… твои намерения относительно скорейшей смены семейного положения слишком уж очевидны.

Когда же я наконец встретилась с ним и прямо спросила, что все-таки не так, он раскрыл мне страшную тайну: его отец был алкоголиком, детская травма никуда не делась, и пусть я и нравилась ему больше, чем можно выразить словами, я должна была понять, что он из тех парней, которым нужно дважды подумать, прежде чем на что-то решиться, но что в душе он никак не сомневается, что мы еще сможем быть очень дружной парой и что теперь, после этого разговора, мы, конечно же, лучше понимаем друг друга, чем до того, как этот разговор состоялся.

Я попросила его никогда мне больше не звонить.

Не скажу, что я взвешивала каждое слово. Я не думала: «Если он относится к тебе так в самом начале отношений, то лучше уже не будет». Я не пыталась себя убеждать: «Не может человек, которому ты нравишься настолько, насколько он сам говорит, не прийти на свидание три раза подряд!» Все это, возможно, и правда, но ни одно из этих слов мне на ум не пришло.