Читать книгу - "33. В плену темноты - Гектор Тобар"

В течение первых нескольких часов звук работающих буровых установок, отчетливо слышимый даже здесь, одновременно успокаивал и возбуждал. Виктор Сеговия не мог заснуть, напрягая слух до поздней ночи. И только в четыре часа утра в понедельник, 9 августа, спустя восемь с лишним часов после того, как шум буровой установки стал совершенно явственным, он забылся коротким сном. Ему снилось, будто он дома, в своей постели, и вдруг слышит, как его зовет дочка. На мгновение Виктор оказался в каком-то солнечном и светлом месте, сбросив с себя мучительные и гнетущие оковы тьмы, но потом, открыв глаза, обнаружил, что по-прежнему в Пандусе неподалеку от Убежища – лежит, подстелив кусок картона, и его вновь охватили страх и тоска. Но теперь, по крайней мере, шахтеры были уверены, что к ним пробиваются два бура с разных направлений. Несколько часов спустя Сеговия отметил у себя в дневнике, что атмосфера вокруг явно улучшилась: «Мы немного успокоились и обрели уверенность, – написал он. – Здесь, внизу, мы стали одной семьей. Мы превратились в побратимов и друзей, потому что нам довелось пережить то, что выпадает далеко не каждому». Все тридцать три горняка принимали участие в ежедневных молитвах, за которыми обычно следовал прием пищи; в тот день им досталось по одному печенью, крошечной порции тунца на кончике ложки и пятьдесят граммов сухого молока, разведенных водой. После недолгого обеда кто-то впервые заикнулся о том, что неплохо было бы подать в суд на владельцев шахты и потребовать компенсацию за те страдания, что им довелось пережить. В течение следующих нескольких дней разговоры на эту тему будут вспыхивать снова и снова. Хуан Ильянес, эрудированный и начитанный слесарь-механик с Юга, предложил, в случае, если их спасут, заключить «пакт молчания» и рассказать о случившемся только адвокатам, чтобы повысить шансы на передачу дела в суд. Впрочем, его слова вызвали вспышку гнева у Эстебана Рохаса, сорокачетырехлетнего взрывотехника.

– Какой смысл беспокоиться о деньгах и адвокатах, пока мы сидим тут, как крысы в западне, – вспылил он. – Рехнулись вы, что ли?

И впрямь, это безумие – думать о проблемах, оставшихся на поверхности, сидя взаперти и будучи уже наполовину покойником. «Бурение явно замедлилось, – написал спустя еще несколько часов Виктор Сеговия в своем дневнике. – Господи, когда же закончится эта пытка? Я хочу быть сильным, но в душе у меня царит пустота».

Омар Рейгадас обратил внимание, что воздух стал тяжелым и спертым. Раньше ему казалось, что по коридорам вокруг Убежища гуляют сквозняки, но сейчас они прекратились и ему стало трудно дышать. Длинная седая челка падала ему на лоб, делая похожим на юного старца. А он уже сполна ощутил на себе груз своих пятидесяти шести лет.

– Estoy mal, estoy mal, – пробормотал он. – Мне плохо, и нечем дышать.

Воздух действительно застыл в неподвижности или это ему только кажется, обратился он с вопросом к еще одному из ветеранов, Франклину Лобосу. А того одолевали собственные проблемы: он приподнял колено, которое травмировал много лет назад, еще в бытность профессиональным футболистом, и обернул его резиновым ковриком, позаимствованным из кабины одного из пикапов. В такой влажности колено терзала ноющая боль, а последние дни рядом с его спальным местом ручейками начала течь вода, отчего порода вокруг раскисла, превратившись в грязь. «Я должен держать его в тепле и сухости», – пояснил он остальным. Франклин слышал вопросы и ответы Рейгадаса. Да, воздух стал спертым и тяжелым и почти перестал двигаться, не то что раньше. Не исключено, что один из скрытых проходов оказался завален – до них регулярно доносились звуки камнепада. Омар приложил к лицу маску от одного из двух баллонов, хранившихся как раз на такой случай в Убежище, и сделал пару вдохов, но легче почему-то не стало. Похоже, кислород закончился. Марио Гомес, шестидесятитрехлетний шахтер, у которого недоставало пальцев на руке, израсходовал его запас, помогая своим легким, пораженным силикозом, который шахтер заработал за долгие годы тяжкого труда в таких вот подземельях. Теперь же слабость его только усилилась вследствие скудного рациона, в котором едва содержится сотня калорий.