Читать книгу - "Германтов и унижение Палладио - Александр Товбин"

– Но почему так далеко – в Гватемале?

– Заводы привязываются к редким, но перспективным месторождениям. В Гватемальских карьерах добываются редчайшие по декоративным свойствам сорта мрамора – с ониксом, с горным хрусталём.

– Найдутся заказчики для этих драгоценных облицовок?

– Красиво жить не запретишь! – сказала Оксана.

– Выпьем кофе? – спросила Вера.

Через час Германтов благодарил, откланивался.

Вера с Оксаной спустились по лестнице, проводили до дверей.

– Сумку свою не забыли?

Коснувшись щекою его щеки, Вера напомнила:

– Встречаемся завтра в десять на пристани Giglio, я вам помашу с вапоретто, и вы взойдёте на борт. К одиннадцати, как вы и хотели, прибудем на место.

– А сейчас не заблудитесь, найдёте дорогу к гостинице? – смеялась Оксана. – Я бы вас проводила, если бы Вера Марковна меня не заставляла ассистировать ей при мытье посуды. Уже темнеет, а в Венеции, учтите, как в театре, когда люстру вырубают: внезапно падает ночь. Будьте осторожны, Юрий Михайлович, не ввяжитесь, не дай бог, в какую-нибудь тёмную историю.

– Я отлично ориентируюсь, не беспокойтесь.

Вечерняя набережная degli Schiavoni с прогуливающимися туда-сюда, а также – с параллельными сюжетными линиями, бегущими строками, виртуальными неожиданностями, захватывающими дух, и, само собой, с Германтовым, которого скопище неожиданностей этих втолкнуло в предбанник Страшного суда, где он, однако, ощутил себя центром Вселенной

Вера и Оксана, когда он оглянулся, помахали ему с террасы; поразился даже – как быстро взлетели они по лестницам.

Дворец, конечно, хорош, демонстративно хорош, но единственное, чему мог бы позавидовать Германтов, был дивный вид с террасы…

Впрочем, он повернул налево – купола-делла-Салуте оставались у него за спиной; он не хотел сразу, не отдышавшись после обеда, попасть в извечное оживление Сан-Марко. Стало прохладнее, сумерки ещё только ожидались, и он решил прогуляться к оконечности Кастелло, к садам, а затем уже, возвращаясь по набережной к Сан-Марко, насладиться закатом.

Лагуна зеркально разгладилась; он никак не мог отвлечься, глядел на водную гладь, но вспоминал Веру.

Не странно ли: после всех её колдовских откровений, которые немало его смутили и от которых нелегко было отрешиться, он вдруг захотел её поскорей увидеть. Только что попрощались, а захотелось ему приблизить завтрашнее утро, чтобы увидеть, как поворачивает она к нему голову, увидеть её полуоткрытый рот с ровными зубами, полуоткрытый, когда улыбка трогала её губы и… Представил, как загорелись её глаза: совсем узкими на мгновение, следовавшее за пристальным взглядом, делались её продолговатые азиатские, тёмные с золотом, словно по божественному мановению вырезанные глаза.

– Ну и жопа!

– Да, итальянки попадаются – закачаешься.

– Нет, наша, я её на Рублёвке встречал.

Миновав рассевшуюся за столиком кафе компанию соотечественников, среди которых был и сразу узнаваемый Кит Марусин, разливавший что-то крепкое по стаканам, Германтов было залюбовался бледной гладью лагуны и тут же поморщился – ему хотелось тишины, созерцательного покоя, он надеялся также на промельки новых мыслей, подстёгнутых впечатлениями от вполне загадочного – при всей обыденности своей – обеда, но тут с двухпалубного вапоретто, прибывшего, наверное, с Лидо, пахнуло вонью, жаром мотора… От кромки воды и гомонящей толчеи на пристани Arsenale он опять метнулся к стене фасадов.

Он не успел заметно удалиться от дворца Беретти, а с Верой хотел увидеться, чтобы спросить…Странно, Вера казалась уже такой далёкой, такой недостижимой, даже черты лица её будто бы стирались в памяти, хотя вот он, дворец её, и расстались только что, а завтра вместе с ней, на Saab'е её, они поедут в Мазер.

Но что, что хотел он спросить у Веры – что ещё ему могли бы дообъяснить дополнительные слова?

До садов не дошёл, сворачивать влево, к Арсеналу, было поздновато, смеркалось, а встречи с балканскими воришками в малолюдных местах, да ещё и в сумерках, в планы его никак не входили.

Назад? Под карнизом расположился на ночлег выводок венецианских львов…

Сумка привычно оттягивала плечо.

Купола делла-Салуте ласкало, снижаясь, вечернее солнце.

Остановился на мостике через канал, пятнисто поблёскивающий; да, di Dio.

В изогнутой расщелинке канала уже сгущалась тьма, во многих окнах домов, стоявших визави вдоль канала, было зажжено электричество.

Автоматически повторял: «За золотой чешуёй всплывших в канале окон – масло в бронзовых рамах, угол рояля, вещь…»

В одном окне – угол шоколадно-коричневого деревянного кессонированного потолка, а в другом окне – потолок тоже деревянный, но антрацитово-чёрный, с золотом, в третьем – потолок расписной, с синевой и облачками в обрамлении пухлой лепнины. Тускло светилось и окошко на первом этаже, заглянул – и узнал свою спальню, только большую-большую, с раздавшимися стенами, с массивным длинным столом, заваленным какими-то бумагами, картонами, вдоль стола, жестикулируя, прохаживались два расплывчатых силуэта…

Отпрянул.

Венеция, конечно, сказочное место, здесь так легко утратить чувство реальности. И что же с ним? Где он? – растерянно посмотрел по сторонам: всё было таким знакомым. Он, однако, утратил чувство реальности уже в ту минуту, когда в миланском аэропорту увидел Веру; а уж потом был он зван на обед с впечатляющей чередою блюд, но – обманно-обычный, светский, с разговорами обо всём и ни о чём, обед, так его… После этого вкусного обеда оставался он не в своей тарелке.

Скрипучий резкий вскрик чайки, неожиданно громкий и требовательный, как у океанских чаек, вывел его из созерцательной задумчивости, и тут же заметил он две фигуры в чёрных плащах и белых масках.

Они?

Где, где они? Будто бы растворились.

Назад?

Но он вспомнил, что за Пьяццеттой, за боковым фасадом библиотеки Сансовино и группкой молодых пушистых сосенок продолжение Словенской набережной упиралось близ дворца Джустиниан в тупик и…

Да, всё знакомо вокруг, а всё-таки где он, где?

Он решил присесть на парапет у воды – голубоватой, с бледно-розовым лоском, с чёрными штришками лодок.

Чуть в стороне готовились к съёмке очередного эпизода своего бесконечного «Преступления…» киношники, по набережной прогуливались праздные люди, среди них были странно разодетые… Карнавал продолжался?

Или это была массовка?

Вспыхнул белым огнём софит.

Впрочем, люди прогуливались по набережной за спиной Германтова, он никого из прогуливающихся не мог увидеть, так как смотрел на лагуну, на глади которой, как на мокрой палитре, искали себя, меняясь, акварельные цвета и оттенки вечера.