Читать книгу - "От убийства до убийства - Аравинд Адига"

– Боже мой.

– Работнику впаяли четыре года. Судья мог и больше дать, да пожалел прохвоста. Оправдать-то его, конечно, было никак нельзя. Ну и вот (сторож опустил воображаемый судейский молоток): четыре года.

– Я не могу в это поверить, – сказал Гурурадж. – Киттур не такой город.

Сторож лукаво прищурился, улыбнулся. Некоторое время он смотрел на тлеющий кончик своей биди, потом протянул ее Гурураджу.

Утром Гурурадж открыл единственное окно своей комнаты, вгляделся в Зонтовую улицу, сердце города, в котором он родился, вырос и почти наверняка умрет. Иногда ему казалось, что он знает здесь каждое здание, каждое дерево, каждую черепицу на крыше каждого из домов. Сверкающая в утреннем свете улица словно говорила ему: «Нет, рассказ гуркха не может быть правдой». Четкость написанных по трафарету рекламных щитов, поблескивающие спицы велосипеда, на котором катил по улице развозчик газет, подтверждали: «Да, гуркх врет». Однако, шагая к редакции, Гурурадж увидел сплошную темную тень баньяна, лежавшую поперек улицы, точно лоскут ночи, который утро забыло смести своей метлой, и душа его снова пришла в смятение.

Начался рабочий день. Он успокоился. Он старательно избегал мисс Д’Мелло.

Под вечер Гурураджа вызвал к себе главный редактор. Это был тучный старик с отвислыми брылами, с густыми, белыми, словно заиндевевшими бровями, руки его подрагивали, когда он подносил к губам чашку с чаем. На шее редактора рельефно проступали жилы, да и каждая часть его тела, казалось, криком кричала, требуя ухода на покой.

После ухода старика место его предстояло занять Гурураджу.

– Насчет этой истории, в которой вы попросили Менона покопаться еще раз… – сказал, отпив чаю, главный редактор. – Забудьте о ней.

– Но в ней имеются несоответствия касательно марки машины, которая…

Старик покачал головой:

– Полицейские, составляя первый протокол, совершили ошибку, только и всего.

Голос его понизился, тон стал небрежным, а Гурурадж по опыту знал: это означает, что дальнейшие споры бессмысленны. Старик допил чай и налил себе еще чашку.

Грубость главного редактора, хлюпанье, с которым тот прихлебывал чай, усталость, скопившаяся за несколько бессонных ночей, все это взвинтило Гурураджа, и он выпалил:

– В тюрьму могли посадить невиновного, а преступник гуляет на свободе. И все, что вы можете сказать, – забыть об этой истории?

Главный редактор снова поднес ко рту чашку, и Гурураджу показалось, что старик утвердительно кивнул.

Он вернулся в ИМКА, поднялся в свою комнату. Лег на кровать и лежал, глядя в потолок. Когда в два часа зазвонил будильник, Гурурадж еще не спал. А выйдя на улицу, услышал свисток – проезжавший мимо полицейский помахал ему, точно старому знакомому, рукой.

Луна быстро убывала; еще несколько суток – и ночи станут совсем темными. Он шел все тем же маршрутом, точно ритуал совершал: сначала медленно, потом, перейдя главную улицу и нырнув в боковую, все прибавлял и прибавлял шаг, пока не добрался до банка. Гуркх сидел на своем стуле – винтовка на плече, тлеющая биди в пальцах.

– О чем сообщило сегодня сарафанное радио?

– Сегодня ни о чем.

– А несколько ночей назад? Что еще из напечатанного в газете неправда? Расскажите.

– Насчет беспорядков. Газета все переврала, все.

У Гурураджа замерло сердце.

– Как это?

– Она уверяла, будто индусы напали на муслимов, так?

– Но ведь индусы и напали на мусульман. Это все знают.

– Ха.

На следующее утро Гурурадж на работу не вышел. Он отправился в Гавань – впервые с того дня, когда приезжал туда, чтобы расспросить лавочников о последствиях беспорядков. Он обошел каждый ресторан и каждый рыбный базар, сожженный во время погромов.

А затем вернулся в газету и, влетев в кабинет главного редактора, сказал:

– Прошлой ночью я услышал совершенно невероятную историю об индусско-мусульманских беспорядках. Хотите, расскажу ее вам?

Старик пил чай.

– Мне сказали, что беспорядки спровоцировал наш Член Парламента, вступив для этого в сговор с мафией Гавани. И что погромщикам и Члену Парламента удалось передать всю сожженную и разрушенную собственность в руки своих людей, прикрывавшихся фиктивным фондом, который называется «Трастовый фонд строительства нового киттурского порта». Все тогдашние бесчинства были спланированы заранее. Мусульманские головорезы громили лавки мусульман, индусские головорезы – лавки индусов. Произошел просто-напросто передел собственности, замаскированный под религиозные беспорядки.

Редактор поставил чашку на стол:

– Кто вам это рассказал?

– Знакомый. Это правда?

– Нет.

Гурурадж улыбнулся:

– Так я, собственно, и думал. Спасибо.

И вышел из кабинета, провожаемый встревоженным взглядом своего начальника.

На следующее утро он опять пришел на работу с опозданием. Редакционный мальчик, подойдя к его столу, крикнул:

– Вас требует главный редактор!

– Почему вы не появились сегодня в Городской управе? – спросил, прихлебывая чай, старик. – Мэр просил вас прийти, он выступил с заявлением об индусско-мусульманских отношениях, осудил действия «Бхаратия Джаната», ему хотелось, чтобы вы его выслушали. Вы же знаете, как он уважает вас за ваши усилия.

Гурурадж пригладил волосы; сегодня он их не намаслил и они торчали в разные стороны.

– Да кому они нужны, его заявления?

– Виноват?

– По-вашему, в редакции найдется хоть один человек, который не знает, что вся эта политическая борьба – чистое надувательство? Что на самом деле «Бхаратия Джаната» и партия Конгресса договариваются и делят между собой взятки от компаний, которые ведут строительство в Баджпи? Мы оба знаем это уже не первый год, однако делаем вид, будто все обстоит иначе. Вам это не кажется странным? Послушайте. Давайте напечатаем в сегодняшнем номере одну лишь правду и ничего, кроме правды. Только в сегодняшнем. Один-единственный день ничего, кроме правды. Вот все, чего я хочу. Никто ведь этого даже не заметит. А завтра мы вернемся к нашему обычному вранью. Я хочу всего один день сообщать правду, писать правду и редактировать правду, написанную другими. Единственный в жизни день провести настоящим журналистом. Что вы на это скажете?

Главный редактор посидел немного, нахмурившись, словно обдумывая предложение Гурураджа, а затем сказал:

– Приходите сегодня вечером, после ужина, ко мне домой.

В девять часов вечера Гурурадж прошел по переулку Роз к дому с большим парком и стоящей в нише ограды голубой статуей играющего на флейте Кришны и нажал на кнопку дверного звонка.