Читать книгу - "Германтов и унижение Палладио - Александр Товбин"

В это же время Оксана спрашивала:

– Вера Марковна, как вам удалось в него не влюбиться? Я так сразу, с первого взгляда втрескалась, а уж когда рот открыл… Такой дядечка интересный.

– Ты с ума сошла, ты ему во внучки годишься.

– Но ему ни за что не дашь его лет.

– За встречу! – на правах хозяйки Вера подняла бокал.

– Вино отличное, – похвалил Германтов, пригубив. – Из своего погреба?

– Из своего… ЮМ, это классическая антипаста: микс из артишоков-гриль, вяленых томатов, маслин. И попробуйте-ка осьминога в горчичной подливе с каперсами и розмарином.

– И маленькие омары классные, и сёмга тает во рту, – подключилась Оксана.

– Спасибо, спасибо, – то попробовал, это. – А синие бокалы всё ещё в моде? Я такие же сегодня в остерии видел.

– Китайские, – поморщилась Вера.

– А эти?

– Натуральные, с Мурано.

– Дико дорогие! – вздохнула Оксана. – Я в шоке была, когда узнала цену. Ну, как осьминог?

– Уже растаял во рту, вслед за сёмгой. И зеркала, отлитые и зашлифованные на Мурано, тоже по-прежнему дико дорогие?

– По-прежнему?

– О, когда-то зеркало с острова Мурано стоило в сотни раз дороже, чем полотно Рафаэля или Тициана сравнимой площади. И вообразить трудно, сколько могло в те времена стоить то четырехсотлетнее зеркало, которое, – посмотрел на Веру, – у вас преспокойненько висит в вестибюле.

– Ух ты! Юрий Михайлович, вы столько всего знаете, что мы могли бы вам халтурку подбросить. Почему бы вам не провести обзорную экскурсию для группы русских туристов?

– Шутка удачная, – с серьёзной миной молвила Вера, а он подумал: как всё-таки похожа на маму.

– А что? Надо шевелиться, конкуренция среди турфирм нешуточная. Мы с Верой Марковной на этот сезон уже пригласили по контракту одного знатока поэзии, учёного-физика из Петербурга, Головчинера, он проводит экскурсии «По следам Бродского», стихи наизусть читает… Отбоя нет. Вы, может быть, знакомы с Головчинером?

Германтов кивнул.

– Мир тесен, – сказала Вера.

– Даниил Бенедиктович ещё и дополнительную экскурсию по нашему заказу готовит, «По следам Казановы».

– Вы не хотите нарядить Головчинера в костюм Казановы? Чтобы Головчинер-Казанова вёл экскурсию по местам, где он блистал и покорял сердца, от своего хвастливого имени. Можно также будет запустить Головчинера-Казанову на крышу тюрьмы – пусть разыграет собственный свой побег.

– Идея! Осталось уговорить Даниила Бенедиктовича расфуфыриться в такую жару, – смеялась Вера.

– Легко! – смеялась Оксана.

– Но не всё сразу, и до того, как Головчинер переоденется в Казанову, само по себе спаривание Бродского с Казановой в экскурсионной программе – уже убойный маркетинговый приём. Думаю, всех своих конкурентов вы положите на лопатки.

– Пока нас форс-мажоры на лопатки кладут: грозы, обесточенные аэропорты, я была в шоке, когда мейл получила, что все чартеры отменили.

– Но зато благодаря форс-мажорам чудный автопробег Милан – Венеция у нас получился.

– Чудный? Терпеть не могу эту дорогу вдоль цехов и заборов. – Венеции давно нужен новый аэропорт, – промокнула губы салфеткой Вера, – в «Марко Поло» сервис всё хуже, чемоданы пропадают, «Тревизо» так и вовсе деревня.

– Юрий Михайлович, вы знате, что Казанова не без приятностей спасался-скрывался от своих венецианских врагов-преследователей на Мурано, там ублажали его одна юная особа и её опытная наперсница, соблазнительная монахиня…

– Знаю, в их оргиях, по-моему, ещё и французский посол участвовал.

– Скажите, Казанова ваш герой?

– Мой?! Я думал, что Казанова – герой каждой женщины.

Оксана откинула со лба волосы.

– Как думаете, Юрий Михайлович, Марко Поло был или не был в Китае? Пишут, что книгу свою он из баек персидских купцов составил.

– Был!

– Докажите!

– Вы пробовали мороженое? Персидские купцы, по-моему, никаким мороженым не торговали, изначальный рецепт прославленного во всех рекламах венецианского мороженого привезён именно из Китая. Как, кстати, и рецепт изготовления и приготовления спагетти, которыми нас грозится угостить Вера Марковна.

– Но как же персидские купцы?

– Выдуманы завистниками авантюрного везунчика Марко.

– А знаете, при раскопках в Китае древней гробницы нашли швейцарские часы, вмонтированные в монолитную базальтовую скалу…

– Часы показывали точное время?

– Ну, Юрий Михайлович, не смейтесь, правда нашли, об этом же газеты писали… Не верите? Не верите, что пришельцы из будущего давно среди нас живут? И не поверите даже документальной киносъёмке, сделанной в 1927 году в Лос-Анджелесе и выложенной недавно в Интернете? Не поверите, что тогда уже, идя по улице, прохожий говорил по мобильному телефону?

– Как эту сенсацию откомментировали эксперты-уфологи?

– Чешут до сих пор репы.

– Ну вот видите… У меня, не эксперта, тем более нет комментариев.

– А есть ли хоть что-нибудь прочное и подлинное в мире? Что-нибудь, во что всегда можно верить?

– Ничего подлинного – нет!

– А любовь?

– Только – в момент любви.

– Я о любви и творчестве хотела спросить: они совместимы и взаимно могут усиливаться? – сколько раз ему задавался этот вопрос.

– Совместимы, пожалуй, только на короткой дистанции, пока любовь – это страсть; через какое-то время художественная страсть берёт верх над любовной страстью и влечение убывает.

– Есть живой пример?

– Есть, по-моему, классический: живой, но подводящий к смерти.

– О чём вы?

– О любви Пикассо и русской балерины Хохловой.

Вера и Оксана в ожидании любовного рассказа одновременно нетерпеливо чуть повернулись и посмотрели ему в глаза.

– Для Хохловой было счастьем узнавать себя на картинах Пикассо, но вскоре после «Портрета Ольги в кресле» она заметила, что образ её деформируется и – распадается; грубовато неистовая эволюция живописи Пикассо наглядно подсказывала ей, что и любовь уже распадается. Но русская женщина ведь верит в любовь до гроба… Удивительно ли, что Хохлова, чью любовь, как ей мнилось, искрамсывала гениальная кисть, сошла с ума? Потом она, парализованная, умирала от рака, но Пикассо её не навещал, даже не пришёл на похороны. В архиве, пока, кажется, ещё закрытом, хранятся её письма к Пикассо на плохом французском, на испанском, на русском…

– Наверное, сумма этих писем – трагический роман.

– Роман непонимания?