Читать книгу - "Прощай, цирк - Чон Унён"

— Я вам говорю, — не повышая голоса, повторял таможенник, — что если бы вы соблюдали закон о предельном весе разрешенного к провозу багажа, то у вас не было бы никаких проблем!

— Взвесьте еще раз, там ровно пятьдесят килограммов, — не унималась она.

— Эй, вы, кладите по одному, — крикнул кому-то таможенник. — Так нельзя класть багаж.

— Зачем вы клеите красную бирку, что вы там нашли?

— Женщина, не отрывайте бирку, это не положено.

Шум и гам не стихали. Чемодан с красной биркой погрузили в тележку. Грузы, прошедшие через КПП, проверяли собаки, натренированные на поиск наркотиков. Когда такой пес приблизился к моему багажу, меня пробила дрожь. Я украдкой глянул на Санвона. Никакая суета вокруг не могла вывести его из равновесия, его взгляд все так же полнился грустью и одновременно решительностью. Лишь капли пота на лбу выдавали его напряжение.

Когда почти все пассажиры прошли контроль, нам стали выдавать багаж. Перекупщики наперегонки ринулись, чтобы получить свою поклажу в первых рядах, — снова образовалась давка и толчея. Мы с Санвоном погрузили в тележку шесть чемоданов, включая ручную кладь. Теперь нам оставалась лишь проверка на таможне. Санвон пробежался оценивающим взглядом по пяти стойкам и встал в очередь, ведущую к первой из них.

— Ни о чем не волнуйся. Если попробуют что-то отнять, ты просто отдай, не спорь. Главное — получить квитанцию о хранении багажа. Ты все понял? — прошептал мне на ухо Санвон, пропуская меня вперед в очереди.

Но хриплый голос Санвона только усилил мое беспокойство. Я вспомнил, какие товары находились в моей сумке: сто таблеток виагры, запрещенной для ввоза, биодобавки для похудения бунгинабмёнпхён, кунжут весом, намного превышающим разрешенный, и сотня корешков женьшеня, с которых даже землю не отряхнули. Мысли об этих вещах сумасшедшей каруселью вертелись в моей голове. Наконец настал мой черед. Теперь все зависело только от меня.

— Откройте сумку, — сухо приказал таможенник.

Я дрожащей рукой раздернул застежку. Мокрые от пота волосы липли ко лбу. Я зачесал пряди наверх и не спеша распахнул сумку, демонстрируя ее содержимое. На пакете с кунжутом лежала стодолларовая купюра, которой еще до вчера там не было и в помине. Я похолодел; по спине ручейком потек холодный пот. Обернувшись, я посмотрел на Санвона. Он стоял склонив голову набок, поэтому я не мог поймать его взгляд. Таможенник долго шуровал в недрах сумки, пока в одно мгновенье купюра чудесным образом не исчезла из виду. После этого он извлек несколько свертков и развернул газету, в которую были спрятаны корни женьшеня.

— У вас есть на них справка о прохождении медицинского контроля?

— Что, да, я…

— Вы впервые въезжаете в Китай?

— Да.

— В следующий раз не забудьте о медицинском контроле.

Этими словами он дал мне понять, что обнаруженная проблема, по существу, не является серьезной и что я могу идти. В полном замешательстве я проследовал в зал ожидания. Все было как в тумане: я не соображал, сколько времени прошло, не помнил, как добрался сюда. Свалив вещи прямо посреди дороги, я сел, где стоял. Ноги не держали, я не сумел бы и шага ступить. Это были самые краткие и самые долгие минуты в моей жизни. Казалось, будто за время разговора с таможенником я постарел лет на десять. Скованное напряжением тело никак не желало расслабиться. Спустя некоторое время в зал неспешной поступью прошествовал Санвон.

— Почему в сумке лежало то, о чем я и понятия не имел? — Я пытался говорить резко, но мой голос дрожал.

— Регистрация закончена. Остальное не важно, — кратко ответил Санвон.

С невозмутимым выражением лица он погрузил вещи на тележку и покатил ее из терминала на улицу. Я сидел не двигаясь и со злостью смотрел в спину уходящего Санвона.

Порт был окутан густым туманом. Мне нравилось, когда отплытие выпадало на такие дни. Мне нравился саван тумана, прячущий лица, пасмурная погода, влажный ветер, а также доносящийся издали зов пароходного гудка. Движение корабля, разрезающего своим корпусом густой морской туман, было беспредельно плавным и мягким.

Прошло уже два месяца с тех пор, как я поступил на корабль. После завершения той злосчастной поездки я был готов выйти из терминала и первым поездом ехать домой. Однако на следующее же утро эта мысль растаяла, как морская пена на волнах. Утром я еще толком не продрал глаза, а мои ноги уже несли меня в сторону Сокчхо. Словно какая-то неизвестная мне могучая сила толкала меня вперед. Невозможно было определить, где зародилась эта сила: в море ли, или на улочке в Яньцзи, или у того самого таможенного пункта, где я испытал такой ужас, что волосы дыбом встали. Так или иначе, по словам лучившегося самодовольством Санвона, я стал настоящим тайгоном, который жил ожиданием нового плавания.

Сам Санвон начал всерьез заниматься отбором товаров для перевозки. Он прятал среди строительных материалов женьшень и там же размещал замороженный перец, налог на который был относительно небольшим. Но эти занятия не мешали ему по-прежнему собирать тюки, содержимое которых оставалось тайной даже для меня. И я не имел права задавать вопросы. Это был неписаный закон, неукоснительно соблюдаемый всеми тайгонами.

Качка была такой сильной, что я невольно вспомнил волны, бившиеся о борт, когда мы проходили Вонсан. Это походило на путешествие во времени: все равно что, взглянув на часы, еще недавно показывавшие час дня, обнаружить, что стрелка вернулась на деление назад. Многое изменилось с тех пор.

Однажды я заметил, что между тайгонами из кают третьего класса и теми счастливчиками, кто имел личные каюты, витает напряженность, не выражаемая напрямую, но ощущаемая вполне явственно.

Однажды оленья голова, накрепко ввинченная в стену каюты, превратилась в символ уюта и безопасности, который помогал мне спокойно дремать даже под шлепанье карт в дымной комнатке.

Однажды я научился безмятежно засыпать и после ужина с партнерами в хуньчуньском ресторане, и после шумного застолья, и после увеселений в норябане, и после сеанса массажа.

Однажды я стал настоящим тайгоном и, как бывалый моряк, которого мутит на суше, постоянно изыскивал способы вернуться на корабль хотя бы на час раньше.

В моменты, когда я покидал Сокчхо или возвращался обратно, я чувствовал себя как никогда свободным. Море вымывало из моей памяти образы брата и девушки, неотвязно преследовавшие меня в иные часы. Однако, бесцельно слоняясь в порту в ожидании отплытия, я снова начинал тревожиться об их благополучии. В таких случаях желание поскорее оказаться на корабле снедало меня с удвоенной силой.

Рано утром я сошел на берег, чтобы побродить по окрестностям порта и таким образом убить время, оставшееся до отхода судна. Повернувшись к морю, я глубоко вздохнул. В ноздри ударил солоноватый, свежий запах. Густой туман окутал город с самого утра и, казалось, не собирался сдавать позиции. Наоборот, с течением времени он становился более плотным и темным, так что было трудно разглядеть что-либо даже на расстоянии вытянутой руки. Изредка, пробив непроницаемую пелену, до меня доносился крик пароходного гудка.