Читать книгу - "Люди черного дракона - Алексей Винокуров"

Все это, конечно, было, есть и будет, однако к нам, в таежную глушь, об этом доходили только самые смутные и неверные слухи.

Русского нашего Бога уже несколько лет запретило строгое областное начальство, с каковым решался спорить один только отец Михаил — ярый, как протопоп Аввакум с его громами и молниями. Китайцы же о своих богах вспоминали только в самых тяжелых обстоятельствах, например, в засуху и недород. Как и во всем у них, тут тоже царила строгая иерархия. На каждый случай у китайцев имелся ответственный бог: за засуху, наводнения или, например, за счастливое — то есть в виде мальчиков — деторождение. Иногда это был даже не бог, а целый департамент в небесной канцелярии. Когда случалась неприятность, уполномоченного бога выносили на улицу, разрядив в пух и прах, и устраивали ему богатые каждения, стараясь на китайский манер не так умилостивить, как умаслить. Боги глядели на молящихся снисходительно, лакированные физиономии их жирно поджаривались на солнце, толстые животы сияли яшмой и янтарем. Молитвенные красные таблички висели на них гроздьями, как виноград, жертвенные фрукты, затаив раннюю гнильцу, смирно лежали на алтарях.

Если же бог манкировал обязанностями, с ним не церемонились: избивали палками до лохмотьев, до сухих обколотых ран, белесых проплешин на деревянных телесах, и выставляли на всеобщее посмеяние в поле, где его — по обстоятельствам — поливал дождь или палило солнце.

В конце концов даже и евреи со своей всегдашней богомольностью расслабились на наших привольных амурских хлебах. В Бывалом не было своего раввина, так что важнейшие вещи — молитву и торговлю — евреи творили самостоятельно, без всякого покровительства свыше, на одном только голом энтузиазме и вечной гордыне.

Понятно, что при таком беспорядке во взглядах никто не ожидал, что в семье у Тольки Ефремова ни с того ни с сего вдруг родится удивительное дитя. Правда, родилось оно уже потом, ближе к концу всей истории. А за некоторое время до этого в селе появился бродячий даос.

Откуда и когда именно он пришел, точных сведений не имеется. Впрочем, китаец Федя, который недавно выбился в начальники, а потому страдал бессонницей, утверждал, что ночью все-таки подглядел зарю этих невиданных событий.

Ночь, когда появился даос, была темной, хладной и облачной, по коже бежали суетливые мурашки. Словно молния сверкнула из-за тучи луна, обронила серебряный свет на слабые стогны поселка, отразилась в черных водах Амура. В ту же секунду река взволновалась, забурлила, пошла сквозным водоворотом, и из холодной пропасти вздыбилась огромная говорящая рыба — золотой карп лиюй, подобного которому раньше и не видывали никогда. Приблудный карп оглядел окрестности, повел усами, густо, как от папиросы, харкнул в сторону китайского берега и, не сказав ни слова, рухнул обратно в беспредельный хаос-уцзи. Сразу вслед за тем речные воды замерли, словно скованные льдом, и по ним легкой походкой, облачным шагом заскользил в нашу сторону старый даос Лю Бань. Полы его черного, как летучая мышь, халата развевал ночной ветер, прическа, которую наши считали бабьей, а китайцы, напротив, — мужественной и внушительной, высилась на голове монументом, и ни один седой волос не выбился из нее, пока таинственный старец не ступил на землю.

Зачем Лю Бань появился в селе, никто не ведал. Среди китайцев прошел слух, что он был дальним родственником Феди — то ли дядей, то ли двоюродным дедушкой со стороны матери, а то ли и вовсе предком невесть в каком колене, из глубины веков, со времен избиения динозавров. (Этот древний армагеддон археологи почему-то назвали оледенением, хотя лед тут ни при чем: доподлинно известно, что всех древних ящеров перебили как раз китайцы. Ученые же до сих пор считают себя пупом земли, а простых вещей ни о китайцах, ни о динозаврах знать не хотят. Кстати сказать, убивали китайцы не из неприязни, а по необходимости: кости драконов до сих пор считаются чрезвычайно сильным средством. Приготовляемые из них лекарства-яо даруют если не бессмертие, то долгожительство, болезни же все почти истребляют на раз.)

Впрочем, о динозаврах и драконах — это отдельный разговор, к нему мы еще вернемся, а пока новоприбывший даос праздно бродил по деревне, бесцеремонно рассматривая цветастых русских баб и наводя ужас на рядовых евреев.

Наши же, которые не бабы и не евреи, не боялись ничего, даже китайских даосов, но все равно им было любопытно — для чего в нашем селении образовался Лю Бань. Объяснение, как это всегда бывает, сыскалось самое простое: даоса вызвали для великого отмщения.

Тут опять следует вернуться немного назад, хоть и не хочется — если все время ходить назад, так никуда и не доберешься. Но выхода другого все равно нет, таков порядок, и не нам его менять. Возвращаясь же к китайскому отмщению, скажем только, что возникло оно не вдруг и не на ровном месте, а вызвано было исторической необходимостью.

Годы, как уже говорилось выше, шли, а жизнь в селе не становилась лучше — и это еще мягко сказано. Китайцы, охотясь, так насели на оленей, тигров, медведей и прочего промыслового зверя, что вскорости зверь этот исчез почти совершенно. Хищное истребление китайцами всего и вся можно было пресечь методом деда Гурия, который он горячо советовал к применению: выстроить китайцев на площади и дать очередь из пулемета «максим». Однако такие методы, несмотря на всю их справедливость, губернское начальство все-таки не поощряло.

Чтобы понять, как шло истребление, достаточно рассказать, что панты с того же изюбря или марала можно было снимать двумя способами. Первый способ заключался в том, что рога спиливались с живого оленя, чтобы на их месте выросли новые. Второй способ был проще — зверь сначала убивался, а рога его вырубались прямо из черепа.

Как полагаете, какой способ предпочитали китайцы? Верно, второй. Объясняли они это просто. Во-первых, с убитым оленем меньше возни. Во-вторых, что еще важнее, из спиленных с живого оленя пантов вытекает много крови, а потому на рынке они ценятся дешевле. Похожим образом дело обстояло и со всеми остальными животными, никто не берег молодняк, все уничтожалось подчистую.

Видимое добродушие и веселость китайцев сочеталось с такой железной и беспримесной жестокостью, а точнее сказать, бездушием, что даже ко всему привычные охотники немели, наблюдая за этим с почтительного расстояния. Следствием этого разгула стало то, что промысловый зверь за последние лет десять если не истребился совсем, то сильно поредел.

К такому повороту событий все отнеслись по-разному. На китайском быте это сказалось меньше: во-первых, весной и летом они вели аграрный образ жизни, во-вторых, легко переходили при необходимости на самое скромное пропитание, вплоть до подножной еды. Евреи китайцам не уступали: подкрепляли себя торговлей и прочими бытовыми хитростями.

Русские же, как всегда, стояли особняком от всего мира и в мельчайшей неудаче прозревали наступивший апокалипсис, который запивают не меньше, чем самогоном, а лучше — неразбавленным спиртом. Отсюда, от твердых убеждений, усиленных алкоголем, и шли всякие бесчинства и погромы. В первую очередь доставалось, конечно, евреям и китайцам, потому что связываться с амазонками было себе дороже. Правда, союз Михаила Архангела наших мест так и не достиг, так что погромы эти были ненастоящие — никого не убивали, домов не жгли, в худшем случае пересчитают лишние зубы да лавочку разнесут.