Читать книгу - "Полцарства - Ольга Покровская"

Именно в тот момент, когда, не обнаружив врага, он вышел и, пешком, через пустыри, двинулся в сторону Москвы, планета заскрежетала. Вместо мелодичных переливов он услышал гул и стоны оставленной Богом земли.

Всё это, с удивлением добывая из памяти новые и новые подробности, Курт рассказал Болеку.

Человек с глазами друга, болотно-карими, в солнечных бликах, направлял его рассказ вопросами, искусно менявшими течение исповеди. Крен жизни, в котором Курт умирал со скуки, ленился и попивал, обнаружил исходную точку – неудавшийся бунт против земного зла. Примечательным было и то, что из далёкого пункта А на притравочной станции линия судьбы привела его в Пашкин приют.

Курт сидел навалившись локтями на столик, умытый майским дождём. Дождь затёк за ворот футболки, но ему не было стыдно за слёзы. Теперь он понимал, что ходил к собакам для того, чтобы Тимка-безлапый и прочие приняли от него помощь, не доставшуюся тому истерзанному зверёнышу. Мир перевернулся с головы на ноги и стал не то чтобы прекрасен – понятен, пригоден для осмысления. Даже авария вдруг показалась ему преодолимой. Теперь, пожалуй, он не стал бы сбегать от наказания в смерть. Отстрадал бы, что полагается, – лишь бы жить дальше. Впервые после детства он чувствовал ошеломляющую цельность. Куда-то вдруг спряталась та половина, что беспрестанно штрафовала другую. Он был с собой заодно!

А рядом «маэстро Болеслав», как иногда называла своего кузена Софья, подперев кулаком щёку, сочувственно наблюдал за его возрождением.

– Женя, и последний вопрос, – проговорил он. – Может быть, есть что-то, что сейчас было бы тебе в радость? Какое-нибудь желание? Что-нибудь, к чему лежит сердце.

– Да нет… Таких желаний я не заслужил, – возразил Курт, сокрушённо качнув головой.

– Ты засудил себя за чужие грехи, – сочувственно сказал Болек. – Лишил себя любви и дружбы, веселья, здорового сна, творчества, обзавёлся зависимостями. Не волнуйся, мы не будем с ними бороться. Они уйдут сами, когда ты найдёшь свой смысл и радость.

– Радость… Где же я её найду? – усмехнулся Курт.

– Я не знаю. Это только тебе известно.

Курт вздохнул. Ему стало вдруг страшно – а что, если Софьин «маэстро» не справится с ним?

– Нет, радость теперь уже вряд ли, – покачал он головой. – Она могла быть – но я от неё отказался. Даже не стал выдвигать свою кандидатуру…

– Надеюсь, не в президенты? – уточнил Болек. – У меня был один клиент, не в России. Он переживал как раз по этому поводу – из-за того, что сдрейфил. Ты отказался – значит, в той ситуации это был лучший выбор. Поверь, мы всегда выбираем лучшее. Но почему бы не попробовать ещё раз? Пусть не сегодня, но в обозримом будущем?

Курт молчал, обняв свою чашку.

– Вы просто не знаете, что я собой представляю. Такой человек не имеет права… – наконец проговорил он.

– Ну так и лезьте в петлю, Евгений Александрович, раз вы этого достойны! О чём разговоры! – неожиданно рассвирепел Болеслав и взглянул на часы, показывая, что жалеет о времени, потраченном на дурака.

– Да у неё и семья теперь, – виновато проговорил Курт и вдруг – молнией – осознал, что речь идёт о родственнице Болеслава.

– Значит, Женя, поступим так! – подытожил наставник. – Твои сомнения и угрызения совести я у тебя пока конфискую. Помечтай недельку. Просто помечтай. А потом мы спишемся, и я тебе их верну. Конечно, если попросишь. Договорились? Если в эту неделю к тебе придёт музыка, впусти её и напои чаем. Какие бы возражения ни поднялись в голове. В любом случае знай, что твоя проблема – это отличный повод стать сильнее.

– Да, я понимаю, – кивнул Курт. – Только получается, вы меня обманули, как маленького. Сказали, что вам тоже нужна помощь…

– Нет, никакого обмана! – решительно возразил Болеслав. – Видишь ли, двадцать лет назад я выбирался из очень похожего болота и кое-что выронил. Современная психотерапия позволяет справиться с любыми потерями. Но ценности меняются. В общем, сейчас я хочу вернуться и найти то, что обронил. И давай ещё раз условимся: я не являюсь ни твоим врачом, ни тренером. Мы просто разговариваем. На равных.

– Хорошо, – сказал Курт и, с удовольствием прислушавшись к звукам кафе – музыке и звону посуды, прибавил: – Я рад! Действительно очень рад, правда!