Читать книгу - "Лужок Черного Лебедя - Дэвид Митчелл"

Они чокнулись бутылками. Том сказал:

— За…

— …меня, хорошую и красивую.

— …меня, такого классного парня.

— Я первая сказала.

— Хорошо, за тебя.

Они принялись глотать жидкий солнечный свет из коричневого стекла.

— И за то, чтобы ты благополучно отслужил, — серьезно добавила Дебби.

— Конечно, со мной ничего не случится! Пятимесячный круиз по Адриатике, Эгейскому морю, Суэцкому каналу и Персидскому заливу. Самое страшное — обгорю на солнце.

— Да, но только ты взойдешь на борт «Ковентри», как сразу забудешь о подружке, что тоскует по тебе, и о скучном старом Вустершире, — Дебби Кромби надулась, или только притворилась, что надулась. — В Афинах ты пойдешь по злачным местам и подцепишь какую-нибудь гадость от греческой искусительницы по имени…

— По имени?

— Яннос.

— «Яннос» — это мужское имя. Соответствует нашему «Джон».

— Да, но ты об этом узнаешь, только когда он накачает тебя узо и привяжет к кровати.

Том Юэн, ухмыляясь, откинулся на спину и посмотрел прямо на меня.

Слава богу, что он смотрел, но не видел. Кобры замечают подвижную добычу за полмили. Но если не двигать ни одним мускулом, они тебя не увидят даже с пяти футов. Именно это спасло меня в тот день.

— Знаешь, когда Ник был еще малышом, мы с ним лазили на это самое дерево. Как-то летом построили древесный дом. Интересно, он еще там?

Дебби Кромби поглаживала его в паху.

— Этот малыш с тех пор точно вырос, Томас Уильям Юэн.

Она стянула с него футболку «Харлей-Дэвидсон» и отшвырнула в сторону. Спина у Тома оказалась блестящей и мускулистой, как у «Экшн мэна». На плече татуировка, рыба-меч.

Дебби высвободилась из расстегнутого лавандового платья.

Если у Дон Мэдден груди как пара булочек с вишенками посредине, у Дебби Кромби — как два гимнастических мяча. Каждый — с пумпыркой-соском посередине. Том Юэн поцеловал каждый из них по очереди, и его слюна заблестела на апрельском солнце. Я знал, что подглядывать нехорошо, но не мог не смотреть. Том Юэн стянул с Дебби красные трусики и начал поглаживать волосы, которые кучеряво кресс-салатились там, внизу.

— Если вы, мадам Кромби, хотите, чтобы я остановился, то скажите мне сейчас.

— У-у-у, мистер Юэн, — проворковала она, — не смейте даже думать об этом.

Том залез на нее и стал вроде как елозить туда-сюда, а она ахнула, как будто он сделал ей «крапивку», и по-лягушачьи обвила его ногами. Теперь он двигался вверх-вниз, как Человек из Атлантиды. На шее у него болталась серебряная цепочка.

Ее шершавые пятки сомкнулись, как руки в молитве.

У него на коже выступил пот, как на куске свинины, который запекают в духовке.

Она издала звук — как будто пытают муми-тролля.

Тело Тома Юэна судорожно задердердергалось, дрожа-сложилось, как перочинный нож, и у него из груди вырвался звук, как будто лопается стальной кабель. И еще раз — словно ему заехали сапогом по яйцам.

Ее ногти впились ему в ягодицы, оставляя лососевого цвета рубцы.

Рот Дебби Кромби открылся идеальной буквой «О».

* * *

Водовороты ветра донесли звон с колокольни Св. Гавриила — час дня, а может, два. Дезертир Дуран наверняка ушел на много миль вперед по верховой тропе. Мне оставалось надеяться только на то, что он попадет ногой в ржавый барсучий капкан. Дуран будет умолять меня сбегать позвать кого-нибудь на помощь. А я скажу: «Что ж, Дуран, я это всесторонне обдумаю».

Дебби Кромби и Том Юэн так и не разлепились. Она слегка задремала, но Том храпел вовсю. Бабочка «красный адмирал» присела ему на спину — попить из набежавшей в ложбинку лужицы пота.

Меня одолевали голод, нервы, тошнота, зависть, сонливость, стыд и еще тысяча разных чувств. Я точно не был горд, мне не было приятно, и вообще я решил, что этим заниматься меня как-то не тянет. Они во время этого занятия издавали какие-то совершенно нечеловеческие звуки. Ветер укачивал каштан, а каштан укачивал меня.

* * *

— ГААААААААААААААААА! — орал Том Юэн. — ВАААААААААААААА!

Дебби Кромби тоже заорала. Глаза у нее были широко распахнутые, совсем белые.

Он подскочил и свалился с нее на бок.

— Том! Том! Все хорошо! Все в порядке! Успокойся!

— Черт черт черт черт черт черт!!!

— Милый! Это я, Дебс! Успокойся! Тебе просто кошмар приснился! Плохой сон.

Голый, запеченный солнцем Том закрыл испуганные глаза, кивнул, чтобы показать, что он понял, скрючился у корня-щупальца и схватил себя за горло. Таким криком он наверняка сорвал связки.

— Все в порядке! — Дебби Кромби натянула свое лавандовое платье и обняла Тома Юэна, как мать ребенка. — Милый, ты дрожишь! Надень на себя что-нибудь. Все хорошо, успокойся.

— Прости, — голос у него был какой-то мятый. — Я тебя напугал.

Она прикрыла ему плечи его же футболкой.

— Что тебе приснилось?

— Ничего.

— Черта с два ничего. Расскажи!

— Я был на «Ковентри». Под огнем противника…

— Ну, ну?

Том плотно зажмурил глаза и замотал головой.

— Продолжай!

— Нет, Дебс. Это слишком… слишком живой сон. Елки.

— Но, Том! Я тебя люблю. И хочу знать.

— Да, и я тебя тоже люблю — слишком сильно, чтобы тебе такое рассказывать. И все тут. Давай, пошли уже обратно в деревню. Пока нас не увидел какой-нибудь пацан.

* * *

Между островерхими грядами росла аккуратными рядками цветная капуста. Я дошел до середины поля, когда с ревом налетели самолеты, раздирая в клочья небо над долиной Северна. «Торнадо» летают над нашей школой по нескольку раз на дню, так что я был готов зажать уши ладонями. Но к чему я не был готов, так это к появлению трех «хоукер харриеров» с вертикальным взлетом — они пронеслись так низко, что, казалось, можно бейсбольной битой достать. Шум был чудовищный! Я скрючился в комок и осторожно подглядывал. «Харриеры» заложили крутой вираж, врезались в Мальвернские холмы… почти… и с визгом ушли на Бирмингам ровно на такой высоте, чтобы их не мог засечь советский радар. Когда начнется третья мировая война, так будут летать «МиГи» с аэродромов в Варшаве и Восточной Германии — с визгом, на такой высоте, чтобы не засекли радары. Бомбить таких, как мы. Английские города и деревни — такие, как Вустер, Мальверн и Лужок Черного Лебедя.

Дрезден, Лондонский Блиц и Нагасаки.

Я лежал, свернувшись в комок, пока рев «харриеров» не затих наконец вдали, растворившись в шуме машин и шелесте ближних деревьев. Земля — это дверь, если только приложить к ней ухо. Вчера по телевизору миссис Тэтчер беседовала с какими-то школьниками о крылатых ракетах.