Читать книгу - "Последний самурай - Хелен Девитт"

Миновала неделя, наступил солнечный ветреный день. Бледно-зеленые почки на голых черных ветвях. Я думала, мы подышим воздухом, но ветер слишком кусался.

Сели на Кольцевую, поехали против часовой стрелки. Я все сочиняла систему, которая объяснит кану (не говоря уж о сильно покалеченных остатках 262 кандзи, когда-то мне ведомых, не говоря уж о 1945 общеупотребительных в Японии кандзи, не говоря уж об осколках грамматики, почерпнутых из «Кандзи для начинающих» и «Хрестоматии по японской каллиграфии»). Л читал 24-ю песнь «Одиссеи». Беда не в беде со словарем, а в том, что Л хуже горькой редьки надоела Кольцевая.

Спустя пару часов я принялась листать газету. В газете было интервью пианиста Кэндзо Ямамото, который приехал в Великобританию с концертами.

Не знаю, учили ли Ямамото одной простой задаче ежедневно, но когда-то он слыл вундеркиндом. Сейчас повзрослел и последние два года окружен славой сомнительного толка.

Ямамото получал премии и давал концерты лет с 14; в 19 уехал в Чад. Потом вернулся к концертной деятельности + вызвал сенсацию в Уигмор-холле. Само собой, люди и пошли в Уигмор-холл, ожидая сенсации, но они не ожидали, что после каждой шопеновской мазурки он станет по 20 минут играть на барабанах, и так шесть раз. Затем он продолжил объявленную программу (которая слегка затянулась, поскольку он внезапно повторил шесть мазурок), концерт закончился в 2:30 ночи + все опоздали на поезда + расстроились.

После истории в Уигмор-холле пресса цитировала его агента: мол, на личном уровне Ямамото агенту все равно что родной сын, но на уровне чисто деловом есть много разных факторов, они оба профессионалы + вряд ли агент услужит Ямамото, если продолжит с ним работать исключительно из личной симпатии.

Ямамото теперь почти не концертировал + никто не знал, сам он так решил или благоразумные антрепренеры заставили. Интервьюер «Санди таймс» допрашивал его на эту и другие жареные темы, а Ямамото рассуждал о природе перкуссии + других проблемах музыкального свойства.

«СТ»: Мне кажется, никто так и не понял, зачем вы поехали в Чад…

Ямамото: Понимаете, моя преподавательница твердила, что фортепиано не должно звучать как ударный инструмент, — вы, вероятно, знаете, что Шопен пытался изобразить на фортепиано вокальную партию, — и я годами думал: это же ударный инструмент, почему ему нельзя звучать как ударному?

Я тогда думал, сказал он, что барабаны — чистейшая перкуссия + я не пойму фортепиано, пока не пойму чистейшую перкуссию. Позже он понял, что это несколько чересчур, если инструмент умеет некий звук, значит он этот звук умеет, и незачем упрощать, незачем запрещать инструменту, насколько он способен, звучать как голос или виолончель, но в то время Ямамото помешался на барабанах + перкуссии.

«СТ»: Любопытно.

Еще, сказал Ямамото, преподавательница всегда подчеркивала, как она выражалась, суть пьесы. Недостаточно до блеска отполировать поверхность, чтобы фортепиано звучало как человеческий голос, или виолончель, или еще какой неударный инструмент, потому что в конечном счете внимание не должно останавливаться на поверхности, оно должно проникнуть в музыкальную структуру.