Читать книгу - "Человек, который плакал от смеха - Фредерик Бегбедер"

От Антуана Блондена^[270] и Алена Пакадиса^[271]. От Поля Верлена и Альфреда де Мюссе. От антигероев Уайльда и Гюисманса — Дориана Грея и герцога Жана дез Эссента. И — конечно же! — от Caca’s Club.

Сегодня таких вечеринок, как когда-то, не организуешь. Помню Чернобыльский бал 1986 года, сразу после катастрофы с реактором: двести приглашенных явились в костюмах химзащиты или латексных комбинезонах. У меня было три руки, полноса, причем окровавленного, лысый череп и прыщи на лбу и щеках (киношники, специалисты по гриму, отлично поработали). Сегодня вечером «желтые жилеты» устроят такую же вечеринку внутри Арки, где поприсутствуют двести сыновей и дочерей «из хороших семей» с повязками на глазу, как у Жерома Родригеса^[272]. Подавать будут «коктейль Молотова», а в качестве обслуги пригласят (ха-ха!) спецназовцев в противогазах с дымовыми гранатами для танцпола. Нас, само собой, линчуют. Мою голову выставят на аукцион на «Фейсбуке» и «Твиттере». Ноги этого юмора растут из пародий Jalons^[273], духа Hara-Kiri и творчества профессора Шорона^[274], с которым я познакомился в клубе Castel, а также бреда des Nuis^[275] на TF+ в эпоху после холодной войны.

Падение в 1989 году Берлинской стены повлекло за собой освобождение мирным путем. Тридцать лет мы празднуем не-войну между США и СССР. Коммунизм побежден капитализмом, цинизм взял верх над надеждой. Моя тяга к насмешкам проистекает из школярства, которое само по себе есть не что иное, как студенческая фаза безобидного бунта против моей социальной привилегированной среды. Она, эта фаза, должна была продлиться несколько лет, самое большее — десять. Непохожесть, к которой я стремился, заключалась в том, чтобы до скончания века оставаться смешным.

Caca’s родился в 1984-м. Жили-были пятеро двадцатилетних парней, скучавших в смокингах на танцевальных вечерах для молодежи в Argentré, Turckheim-Girod, de l’Ain, Schlumberger, O’Neil, Amie, Bremond d’Ars. Каждую субботу, вечером, мы получали приглашения на английском на чопорные праздники в Cercle Interallié^[276], Jockey Club^[277], Cercle Militaire^[278] на площади Сент-Огюстен, Polo de Bagatelle^[279], Tire aux pigeons^[280], Pré Catelan^[281] или в клубный дом France-Amériques. Квинтет напивался, но обходился без наркотиков. На следующий после мероприятий день, в воскресенье вечером, мы собирались в пиццериях квартала Сен-Жермен-де-Пре и вели себя так буйно, что рестораторы через раз выталкивали нас взашей, используя грубую силу, и даже не заставляли платить за съеденное. Однажды вечером Шарль де Ливоньер дал имя нашему сообществу. Изгнанный из зала официантом, неумело имитировавшим итальянский акцент, он потребовал: «Повежливей, дружок, все мы — члены Caca’s Clubl» Притяжательный английский апостроф пародировал названия самых известных в мире клубов и ресторанов — Annabel’s^[282], Régine’s^[283], Maxim’s^[284], le Griffin’s — и все остальные места интернационального снобизма.

К эмблеме современного шика Шарль приклеил детский скатологический термин, и его находка оказалась опасно эффективной. Le Caca’s Club: название очень нам подходило — мы все время говорили о какашках, письках, блевотине, половых органах, спиртном и травке, оставаясь отпрысками родителей из круга САС40^[285]. Признаюсь: сегодня, переступив порог пятидесятилетия, я быстро начинаю скучать, если люди вокруг не говорят на эти темы. Школярские шутки в стиле скато-, порно- и трэш- смешат меня, как ребенка. Я люблю Рабле и фильмы Джадда Апатоу, а еще «Мальчишник в Вегасе» Тодда Филлипса и комедию иранца Нима Нуризаде «Проект X». Я безнадежно ребячлив, иначе не скажешь. Итак, нам оставалось найти значение акронима, мы посовещались и остановились на «Клубе Аморальных (что было и остается правдой), но Классных Атморозков» (насмешка над собой уравновешивалась желанием нравиться — мы уже тогда «продавались»). Пять задержавшихся в развитии подростков, до невозможности вульгарных, выходивших в свет только по субботам, считая, что этого явно недостаточно для их психического здоровья, и притворявшихся грубыми, чтобы заочно извиниться перед всеми, кому не повезло родиться с пачкой бабла во рту — вот чем в самом начале был Caca’s.