Читать книгу - "Клиническая ординаДура - Андрей Шляхов"

И еще между врачами-исследователями и лечащими врачами существует нечто вроде классовой вражды, этакий профессиональный антагонизм. «Исследователи» обвиняют «лечебников» в том, что те часто назначают исследования не по делу, а «лечебники» считают «исследователей» лентяями, не желающими лишний раз ударить пальцем о палец.

Это была присказка, сказка — впереди.

Шестидесятипятилетнего Ванадия Ивановича Киргутина скорая помощь привезла в семьдесят четвертую больницу вечером третьего января, а эта дата, если кто не в курсе, считается у медиков очень урожайной на разные болячки. Начиная с тридцать первого декабря люди празднуют, то есть неблагоразумно позволяют себе различные излишества, которые сказываются на состоянии здоровья. В результате все, что может обостриться, обостряется. У Ванадия Ивановича, около десяти лет страдавшего ишемической болезнью сердца, боль в груди и одышка стали появляться при небольших физических нагрузках, которые прежде он переносил без проблем. Сходит в туалет — и полчаса отдышаться не может.

А еще у Ванадия Ивановича было нарушение внутрисердечной проводимости сократительного импульса, которое поэтично называлось блокадой левой ножки пучка Гиса. Импульс проводится по особым клеткам, образующим проводящую систему. Часть этой системы называется «пучком Гиса» в честь своего исследователя швейцарского анатома Вильгельма Гиса.

Блокады ножек пучка Гиса вызывают изменения на кардиограмме, и подчас за этими изменения бывает невозможно разглядеть инфаркт миокарда. Приходится ориентироваться на данные ультразвукового исследования сердца и биохимического исследования крови. Если обнаружились в крови вещества, специфичные для острого инфаркта миокарда — ставим этот диагноз. Если ультразвук «высветит» в сердечной мышце несокращающийся участок, то в наличии инфаркта можно не сомневаться.

Бригада «скорой», приехавшая на вызов к Ванадию Ивановичу, рассуждала так. Состояния пациента ухудшилось не очень сильно. Артериальное давление держится в пределах нормы, а при инфаркте оно должно понижаться. На кардиограмме инфаркт не виден. Ставим стенокардию и госпитализируем пациента в кардиологию, пусть там с ним разбираются. Были бы данные, подтверждающие наличие острого инфаркта — положили бы в реанимацию. В приемном отделении семьдесят четвертой больницы рассуждали примерно таким же образом. Приняли пациента Киргутина без лишних разговоров и положили в кардиологическое отделение.

Киргутин был пациентом непростым, точнее — проблемным. Этим словом в семьдесят четвертой больнице называли пациентов, которые могли создавать проблемы. Как лечащим врачам, так и всему учреждению в целом. Проблемность Киргутина определялась не столько тем, что он был известным художником, специализировавшимся на городских пейзажах, сколько профессией и статусом его сына, владельца адвокатской конторы «Киргутин и партнеры». Кто такой Киргутин-младший стало ясно, когда на третий день пребывания Киргутина-старшего в больнице к нему приехал профессор-членкор Манасеин. В выходной день! В самый разгар новогодних каникул! Подобного прецедента никто в больнице не помнил.

Мнение Манасеина полностью совпало с мнением заведующего кардиологическим отделением. Инфаркта нет, всего лишь стенокардия обострилась. Эхокардиографист инфарктных участков в сердечной мышце не увидел, в крови никаких инфарктных маркеров не нашли. Манасеин объяснил Киргутину-младшему, что его отцу неслыханно повезло — он попал в одну из наиболее продвинутых в смысле кардиологии больниц. За три недели поставим на ноги, не сомневайтесь! Папа ваш еще на свой четвертый этаж без лифта подниматься будет. У Манасеина была одна черта, несвойственная большинству врачей — он любил обнадеживать, любил делать оптимистичные прогнозы. Заведующий кардиологическим отделением выражался более сдержанно.

— Мы сделаем все возможное, Рудольф Ванадиевич, для того, чтобы как можно скорее стабилизировать состояние вашего отца. Но точные сроки я пока назвать не могу. Хотя, в целом, разделяю оптимистичный настрой Вячеслава Николаевича. Главное, что нет инфаркта.

— А его точно нет? — спросил Киргутин-младший. — Лично у меня состояние отца вызывает опасения. Он всегда был такой бодрый, несмотря на свой возраст у мольберта целыми днями стоял, а тут вдруг стал какой-то снулый.

— Ничего удивительного, болезнь есть болезнь, — ответил на это заведующий отделением.

Состояние пациента Киргутина стабилизировалось седьмого января, на следующий день после профессорского осмотра, причем стабилизировалось окончательно и навсегда. Со слов соседа по палате (стараниями сына Киргутину посчастливилось попасть в блатную двухместную), он читал после обеда книгу, но вдруг захрипел, дернулся, книгу выронил, а сам обмяк. Прибежавший на крик соседа дежурный врач в течение получаса пытался реанимировать Киргутина, но успеха не добился.

Саша, дежуривший восьмого января, случайно оказался свидетелем скандала, устроенного в кардиологическом отделении сыном покойного. Киргутин-младший перехватил заведующего отделением с утра пораньше в коридоре и на повышенных тонах, вполне объяснимых в данной ситуации, пообещал ему всяческие неприятности, начиная со снятия с должности и заканчивая открытием уголовного дела. А что такого? Ответственность за халатность предусмотрена двести девяносто третьей статьей Уголовного кодекса.

— Я приложу все усилия для того, чтобы вы получили реальный срок! — орал адвокат. — И профессора вашего нужно на нары отправить! Вы меня позавчера на два голоса убеждали, что у отца нет инфаркта! А отчего же тогда он умер?! Его надо было класть в реанимацию и лечить как следует!

Заведующий отделением пытался что-то возразить, но оппонент не давал ему возможности вставить хотя бы слово. Максиму Семеновичу было неприятно вдвойне — его отчитывали словно мальчишку, причем отчитывали в весьма грубой форме, и происходило это в его родном отделении. Не только личная обида, но и сокрушительный удар по авторитету.

Лицо скандалиста показалось Саше знакомым. Немного позже он вспомнил, что видел его на рекламном щите, висевшем недалеко от комплекса общежитий РУДС. Скандалист сдержанно улыбался с плаката, а рядом синим по белому было написано «Защитим и поддержим! Адвокатское бюро «Киргутин и партнеры». Зрительная память у Саши была замечательная.

Девятого января, в первый послепраздничный день, о Киргутине-младшем говорила вся больница. Он пришел к главному врачу и потребовал у него копию истории болезни своего отца. Когда главный отказал, сославшись на действующее законодательство, Киргутин-младший предъявил ему постановление Конституционного суда по аналогичному делу (жена судилась с больницей, в которой умер ее муж), в котором было сказано, что медицинским организациям надлежит по требованию супруга или супруги, а также других близких родственников умершего пациента, предоставлять им для ознакомления медицинские документы умершего пациента, с возможностью снятия копий. Главный врач на это ответил, что ему нужно посоветоваться с юристом. Киргутин-младший предупредил, что главный врач своим упорством вредит самому себе и ушел, пообещав «я скоро вернусь и приду не один!».

— Вы не представляете, что это за человек! — ужасалась Снежана, секретарь главного врача и главная сплетница семьдесят четвертой клинической больницы, юная томная дева с низким грудным голосом и выразительным бюстом. — Это просто какой-то комок ярости! Дверью хлопнул так, что она чуть с петель не слетела, а на меня посмотрел с та-а-акой ненавистью, хотя я тут совсем не при чем.