Читать книгу - "Платформа №4 - Франц Холер"

Спустя несколько недель Изабелла получила конверт из Канады.

Вероника сообщала: тем ключиком, что Мартен носил при себе до самой смерти, она открыла ящик его письменного стола и обнаружила тетрадку, которую теперь вкладывает в конверт. Тетрадка вся исписана по-немецки, Вероника прочитать ее не может и потому сделала себе копию, а посылает оригинал.

Судя по дате, Мартен вел записи задолго до того, как они познакомились. Одна ее сослуживица знает немецкий и перевела заглавие, но тетрадь Вероника не отдала, по ее мнению, прочитать записи следует тому, кто был знаком с Мартеном, хотя сама она жаждет узнать, что же он рассказывает о своем прошлом.

Взяв тетрадь, Изабелла уселась за стол. Синяя обложка, в белом квадратике для заголовка написано: «О моем происхождении». Изабелла открыла тетрадь. В линейку, первая страница пуста, записи начинаются на следующей. Почерк разборчивый, но Изабелле показалось, что он принадлежит человеку, для которого письмо не является обычным занятием.

Я появился на свет 28 января 1940 года в У стере, кантон Цюрих.

Звали меня Марсель Висброд.

Мне никогда не говорили, кто мои родители.

Сначала я рос в детском доме.

Когда пришла пора идти в школу, меня отправили в другое место, я стал приемышем в крестьянской семье.

Приемышами называют детей, которых попечительский комитет отдает в семью и за это выплачивает пособие. Предпочтение оказывают таким приемным родителям, которых удовлетворит и минимальный размер пособия. Мне часто доводилось слышать, например, такие слова: «Уж никак не получится купить еще и новые штаны на те деньги, что мы за тебя получаем». Одежду я всегда носил старую и залатанную, обувь донашивал за двумя старшими сыновьями в семье. А еще меня то и дело забирали из школы, отправляя работать – например, на сенокос.

Обычно мне приходилось вставать утром на час раньше, чтобы подоить коз, а вечером меня загоняли чистить хлев, вместо того чтобы делать уроки. Поэтому учился я плохо. А выучиться хотел бы многому.

Помимо стола, за который садились есть мои приемные родители и двое их сыновей, в кухне стоял еще один низенький столик. Это и было мое место. И порции мне полагались маленькие, не то что за большим столом. Если раздавали добавку, так только всем другим. Я постоянно испытывал голод. Порой ел даже из свиного корыта, если меня отправляли кормить свиней.

Крестьянин, глава семьи, отличался крутым нравом. Как пойдет махать кулаками, так, бывает, достается и его сыновьям Конраду и Альфонсу, но чаще всего мне. Если что не так, братья всегда старались свалить вину на меня. «Это мальчишка сделал!» – повторяли они. По имени ко мне никто не обращался.

Я не знал, где искать помощи. Однажды на уроке физкультуры, когда все увидели у меня на спине ссадины от ударов ремнем, учитель поинтересовался, кто это меня так.

Я ответил, что отец, тогда учитель спросил: а за что?

Я ответил, мол, просто так.

Но учитель сказал, что такого не бывает, просто мне надо постараться и всегда слушаться. Правда, учитель этот и сам любил раздавать тумаки, меня он бил линейкой по рукам за чернильные пятна в тетради. А когда я приходил с невыполненным домашним заданием, заставлял перед всем классом вставать коленями на распиленное полено.

Как-то раз священник, задержав меня после урока катехизиса, спросил, отчего я такой непокладистый и всегда молчу. Я ответил, что если бы Спаситель действительно хотел меня спасти, то забрал бы из этой семьи. Священнику не пришло в голову ничего другого, кроме как посоветовать мне молиться почаще да вести богоугодную жизнь.

Единственным человеком, у кого я хотя бы изредка мог искать утешения, была Эльза, сестра моей приемной матери Матильды. Она жила на том же дворе, порой ей удавалось сунуть мне то яблоко, то ломоть хлеба, то кусочек шоколада, но только если никто не видел.