Читать книгу - "Израиль в Москве: повесть - Ефим Лехт"

Тиха израильская ночь. Слышно, как часы на стене упорно жуют время. Стрелки ощупью добрались до семи. Изя старается не шуршать, не будить Марту, родную жену. «Шуршу ля фам». Мобильник как «боинг», посылает проблески. Ранний водитель хлопнул дверцей. Истерично заверещала сигнализация. Вздрогнуло стекло в окне — истребитель летит на Газу. Прошил небо белой ниткой.

Проснулся, забормотал радиобудильник. Насморочный голос с натугой произнес: «Сегодня шестнадцатое октября пять тысяч семьсот семьдесят первого года. Начинаем день с водкой, — Изя насторожился, — сводкой новостей». Иран обогащает уран, уран обогащает Иран, ни одна из воющих сторон, мэры приняли меры, премьер попросил Хилари Клинтон занять более гибкую позицию, депутаты наложили вето, легкого атлета наградили бронзой, шекель падает вниз, эффект будет наиболее минимальный. Обзор газеты «Едиот», постаревшей за ночь. В конце диктор сказал: «Вы скушали новости». «Наверное, слушали», — проворчал Изя. С истеблишментом у него были эстетические разногласия. Политиков он презирал. Был из «зеленых». Даже яблоки покупал только зеленые. Фирмы «Смит».

Закололо в боку. Опять почка распустилась. Почки распускаются к старости. Возможно, появился «каменный гость».

Дедушка Изя. В его детстве дедушек не было. Евреи рано погибали. Голод, погромы, войны, тюрьмы.

Так, вставать надо плавно, а то голова закружится. Вертиго. Доктор Вертиго. Завтра лететь в Москву. Надо собраться. Во всех смыслах. Разинутые чемоданы уже готовы. Экипировка, документы, подарки.

Марта умеет укладывать. Укладчица номер один. Но прежде, конечно, у нее работа над собой. Утренний намаз, легкий макияж, разговор с зеркалом. Не допускает и мысли о переходе в старушки. Красота ее с ума ее свела.

Раньше Изя был однолюб. Любил одного себя. С появлением жены пришлось любить двоих. Щепотка стихов: «Моя дорогая, любимая Марта, быть рядом с тобою — козырная карта». Время от времени Марта громко подозревает, что он ее не любит, требует возражений, доказательств. Разборки.

Но все же она его холила, а он ее лелеял. Иногда наоборот. Это было непросто. Особенно когда были живы родители. Тещу звали Матильдой, а Изину маму — Цилей. Это давало повод утверждать, что он живет между Цилей и Матильдой.

На заре совместной жизни Марта взяла с него страшную клятву: он всегда будет мыть посуду. И Изя стал профессионалом, находил даже какое-то странное удовольствие. Стер всю дактилоскопию настолько, что, когда в американском посольстве получал визу, чиновник не обнаружил на экране узоры его пальцев. Очень удивлялся. Но разрешил.

Изя никому не позволял подходить к раковине на кухне. Подруги рвались помогать, ножами соскребали тефлон со сковородок, засоряли трубы берцовыми костями, отвлекаясь на долгие телефонные беседы. Оставалось только наблюдать за низвергающейся Ниагарой.