Читать книгу - "Старухи - Наталия Царёва"

«Сейчас пройду и мило улыбнусь», – решила Елена Олеговна. И прошла, и мило улыбнулась. Старухи тоже улыбнулись в ответ и тоже довольно мило. Лишь одна, которая никогда без нецензурных слов не разговаривала, улыбнулась озорно и ехидно. Может, показалось?.. Что возьмёшь с невоспитанной старухи?! Для этой старушенции Елена Олеговна давно придумала подходящее, на ее взгляд, прозвище – Хулиганка.

Прошла, наконец, мимо. Подошла к калитке. Не видит, но догадывается, что старухи смотрят ей в спину, и даже знает, что при этом думают. А думают про её сына и думают не очень хорошо. Привёз, мол, мать в заброшенную деревеньку, поселил в полуразрушенной избушке и оставил одну, чтобы не мешала ему жить в далёком и прекрасном Петербурге. «А это уже не ваше дело!» – мысленно огрызнулась Елена Олеговна. А калитка, как нарочно, не открывается… Ну, никак! Крючок заело… А одна рука ведром занята…

Не успела Елена Олеговна поставить ведро на землю, как оно вдруг стало невесомым.

– Ой! – вскрикнула от неожиданности Елена Олеговна и повернула голову.

Рядом с ней стояла та самая ядовитая старуха, которую Елена Олеговна прозвала Хулиганкой. Была эта старуха чуть повыше Елены Олеговны, но худее. Лицо острое, как топорик. Несмотря на старухин возраст, в пластике её движений и во всей фигуре угадывались сила и ловкость.

– «Постой, да ты неловок, дай-ка я…» – без улыбки сказала старуха.

– Не надо! Нет, нет! Зачем? Я сама могу…

– Тихо! – прикрикнула старуха, и Елена Олеговна, отпустив дужку ведра, покорно замолчала. – Открывай!

Елена Олеговна двумя руками легко откинула крючок и открыла калитку.

Старуха поставила ведро именно на ту табуретку, на которой оно всегда стояло. Как будто знала о его постоянном в доме месте. Поставила и только потом спросила:

– Все правильно?

– Да, очень хорошо, – суетливо сказала Елена Олеговна. – Спасибо вам большое. Может, чайку?

– Не. Ничего не надо. «Спасибо» – и то много. Твои засранцы ещё когда приедут! А мы всегда тут.

– Да, они редко приезжают… – согласилась Елена Олеговна.

– Вот видишь!

– Но они же не просто так не едут. Они заняты. Им – некогда…

– Да что ты говоришь?! И очень заняты?

– Очень.

– А если приезжают, то почти сразу и уезжают! Ведь так?

– Так… И мне очень грустно тогда… – неожиданно для себя призналась Елена Олеговна.

– Я знаю.

– У вас так же?

– Нет, не так же. Просто знаю и всё.

– Откуда?

– Как думаешь?

– Не знаю…

– Ладно, скажу, чтоб не мучилась.

– Скажите.

– От него самого! От верблюда!

Елена Олеговна улыбнулась незамысловатой бородатой шутке. Гостья задала вопрос:

– А что ты делаешь целыми днями?

Елена Олеговна смутилась.

– У меня дела…

Старуха подошла к столу, сплошь покрытому исписанными листами.

– Это ты столько наваляла?

– Я, – виновато призналась Елена Олеговна.

– Что пишешь?

– Разное.

– Разное?! – удивилась старуха. – Про гвозди, про голых баб, про Ленина, про червей, про паровозы? Так что ли?

– Вообще-то я пишу о словах, – поправилась Елена Олеговна.

– О каких словах? – не унималась старуха. – Я их много знаю!

– О разных.

– Ага… И много набрала слов?

– Много.

– Тысячу?

– Намного больше.

– Больше?!

– Значительно больше.

– Для чего они тебе?

– Просто люблю слова.

– Всякие?

– Всякие.

– И «жопа»?

Елена Олеговна на несколько секунд замолчала. Потом произнесла:

– Не знаю…

– То-то и оно, что не знаешь. Сидишь тут как сыч. К нам не приходишь.

– Занята я очень.

Старуха захохотала.

– Во дает! Занята! Книжки, небось, читаешь. Умничаешь сама с собой.

– Книжки читаю, но что касается умничанья…

– Да замолчи ты! Людей ты не видишь в упор, а это плохо.

– Почему? Вижу.

– Издали?

Елена Олеговна начала сердиться.

– Я не понимаю… Вам-то что?

– Не поверишь! Жалко тебя.

– Вы себя жалейте.

– Себя-то жалеем, а тебя вот некому. Одна и одна.

– Я не одна! Со мной природа. Со мной, в конце концов, Бог.

– Да ты что?! А где он у тебя?

– Везде.

Старуха, ухмыляясь, огляделась вокруг:

– Где везде? Не вижу. Рухлядь всякую вижу. Печку нерабочую вижу… Где же везде?

– Везде – это, значит, везде. В лесу, в поле, на озере, в небе…

– И ты его видишь?

– Нет.

– М-м-м…

– Но я с ним разговариваю.

– И о чём?

– Обо всём.

– Опять двадцать пять! «Обо всем»… И о тухлых яйцах?!

– Прекратите! Нельзя так говорить! Зачем вам все это?

– Считаешь, что я твои разговоры с Богом не пойму?

– Слушайте! Давайте всё-таки чай пить.

– Не хочу я твоего чаю! А ты мне лучше скажи вот что… Человек Богом создан?

– Да. И по образу Его.

– Почему же тогда человек все время зло творит?

– Вы о конкретном человеке говорите или вообще?

– Какая тебе разница?

– Существенная. Если вы говорите вообще о человеке, то это философия, а если о конкретном человеке, то это жизнь.

– Я о себе говорю, а поэтому говори просто. Не мудри и не умничай.

– Постараюсь. Видите ли… Человек слаб. Любой. А дьявол силен… Это внутренняя борьба…

– Не п. ди! – оборвала Елену Олеговну старуха и, повернувшись, решительным шагом вышла из дома, не сказав хозяйке «до свидания».

Елена Олеговна постояла в недоумении у двери, в которую только что вышла гостья, затем быстро вернулась к столу, присела на табуретку и, придвинув недописанное письмо, решительно «дописала»: «А вы сидите там на своём телевидении и не п. дите!»

* * *

Вот и состоялось знакомство Елены Олеговны со старухами. Причём, с одной из самых одиозных фигур старушечьего сообщества.