Читать книгу - "Папина жизнь - Дэйв Хилл"

— А мне тоже можно будет задавать тебе вопросы?

— Про меня, да?

— Угадала!

— Все, что угодно.

— И какие я получу ответы?

— Правдивые.

— Ты небось всем мужчинам так говоришь.

— В общем да. И никто никогда даже не догадывается, что я вру.

Она сильнее сжала мою ногу лодыжками. Я сдался.

— Думаю, Дайлис просто поняла, что на самом деле ей нужен совсем другой мужчина.

— И какой же? — спросила Анджела.

Секунду я взвешивал ответ.

— Пожалуй, могу предоставить ответы на выбор.

— Да ну? Давай.

— Если говорить злобно и с горечью, то ответов может быть много. Или мадам предпочитает более спокойный и обдуманный подход?

— Более спокойный и обдуманный, это как-то приятнее.

— Ну тогда, — сказал я, — трудно говорить про человека, которого ты ни разу в глаза не видел, но, насколько я сумел понять, этот Крис ужасно серьезный и ужасно аккуратный.

Анджела недоверчиво нахмурилась.

— Ты хочешь сказать, что Дайлис оставила тебя, оставила трех маленьких детей, оставила дом, который вы основали вдвоем, потому что предпочла тебе более серьезного и аккуратного мужчину?

— Это только одна точка зрения. С другой стороны, она запала на бородатого карлика, на ботаника с огроменной кучей денег и мажорским домом в Далвиче. Но это злобно и с горечью, это нам неинтересно.

— Неинтересно, — подтвердила Анджела. Меня задевала ее выдержка. Даже восхищала. Я сделал еще одну попытку.

— Все это не так трагично, как кажется. Просто ее уже тошнило от меня. Понимаешь, приходила с работы и злилась, что в доме бардак, и каждый раз хваталась за пылесос и чистила гостиную. Даже не садилась, пока не пропылесосит. Ей моя неорганизованность очень мешала.

— Как это по-мужски! — сказала Анджела.

— А что я такого сказал?

— Да не ты, а она!

— А что?

— Моя подруга Дениза рассказывала, что у нее муж такой же. Приходит из офиса и первым делом взбивает все подушки. Дениза говорит, это он нарочно, чтобы ее задеть, показать, что она не наводит в доме порядок. В общем, так часто бывает.

— Да что там, — я пожал плечами, — а то я не ходил с утра до вечера по дому в пижаме и шлепанцах, и чтоб сигарета изо рта свисала.

Анджела расхохоталась.

— Ты ей изменял когда-нибудь?

— Нет. Наверное, изменил бы, при малейшей возможности. Но я тогда почти никуда не выходил из дома, даже меньше, чем сейчас.

— Ты уверен, что она не хочет к тебе вернуться?

— Абсолютно.

— А ты хочешь, чтоб она вернулась.

— Ни капельки.

— Ты на нее поднимал руку когда-нибудь?

— Нет, хотя помню всякие тычки и толчки. Она несколько раз ударила меня, это да. В припадке злобы и отчаяния. Мне не было больно, а она от этого только сильнее ярилась. Я на нее зла не держу. Я это заслужил. Потому что никак не хотел быть серьезным.

Я надеялся опять ее рассмешить, но Анджела, наоборот, задумалась.

— Может, она думала, что ты не принимаешь ее всерьез.

— Может быть.

Мне не хотелось углубляться дальше по этой дорожке, уж больно много на ней колючек, — так что, когда Анджела перевела разговор на другую тему, у меня будто гора с плеч свалилась.

— А какая она внешне?

Я поразмыслил.

— Как Глория через двадцать пять лет.

— Повезло Дайлис…

— Глория очень красивая, правда? — ввернул я.

— Да, очень. Она будет настоящей куколкой, как в мужских журналах пишут.

— Глупое слово. Глупо так называть женщин и девушек.

— А я куколка? — надув губки, спросила Анджела. Она нелепо втянула щеки и кокетливо положила руку на бедро.

— Определенно да!

— Вот уж нет! — с вызовом воскликнула она. — Во-первых, я слишком высокая, а во-вторых, лет на пятнадцать старше, чем надо!

— А у нас, художников, на все свой взгляд.

— Ты небось всем девушкам так говоришь!

Я дернул плечами.

— Ты изумительная женщина. Ты прекрасна. Поверь мне. — Правда. Поверь.

— Тебе сейчас очень больно? — спросила Анджела, чуть-чуть насмешливо, чтобы оставить мне возможность отмахнуться от вопроса.

— Из-за того, что Дайлис ушла?

— Да, я это хотела спросить.

— Сначала было совершенно все равно, даже приятно, в каком-то смысле, потому что притворство закончилось. Обидно стало потом… даже не обидно, просто я побился как следует, и здорово вымотался… — Меня передернуло. — Ладно, скучно это. Хватит уже обо мне.

Но Анджела упорствовала.

— Ты ее ненавидишь?

— Нет. Это не ненависть. Иногда она меня раздражает. — Это был честный ответ, но неполный, я мог добавить еще кое-что, рассказать о чувствах сильнее и мрачнее, я знал, что промолчать — трусость. — Я сам тоже не всегда такой паинька, знаешь ли.

— С Дайлис?

— Скорее насчет Дайлис. И насчет Криса.

— Расскажи еще.

— Еще я злюсь на детей. Я не имею в виду, что я их бью или еще что-нибудь такое…

— Ну что ты, конечно, нет.

— Но я могу вспылить. Могу разозлиться и наорать на них, и вряд ли они все это забывают.

Анджела мягко спросила:

— Ты по ним скучаешь, когда они уезжают?

— И да, и нет. Я о них думаю. Представляю себе, какая у них другая жизнь. Но я рад, что у меня появляется свободное время, хотя я им не очень-то пользуюсь. Я, когда живу один, по-моему, становлюсь странноватым. Все системы закрываются, и я впадаю в спячку.

— Тяжело, наверное, так.

— Нет, другим труднее приходится. То есть да, я борюсь за выживание, но зато я знаю, что делаю.

— Да, это видно.

— Что видно? Что борюсь или что знаю, что делаю?

— И то и другое.

Я сказал:

— Ты с детьми очень хорошо ладишь.

— У моего старшего брата Стивена двое детей, — тут же ответила Анджела. — И я с ними часто вижусь.

Мы немножко рассказали друг другу о своих семьях. Ральф, ее отец, работал учителем в средней школе, Бланш, ее мама, — врач-терапевт. Я вкратце рассказал историю квартиры над магазином и всех, кто жил в ней со мной. Анджела заинтересовалась «Богатством бедняка», и я припомнил его лучшие годы, когда мама и папа с головой уходили в спасение старых предметов от рассыхания.