Читать книгу - "Бог тревоги - Антон Секисов"

Первое задание, полученное мной от Отелло, казалось смехотворно простым. Сделать интервью с московским театральным режиссером, приехавшим на гастроли. Возможно, из-за того, что и я сам был из Москвы, и москвич, интервьюирующий москвича на своем московском наречии, — увлекательнейший аттракцион, которого оказались достойны читатели петербургского корпоративного глянца.

Я составил список вопросов, которого был намерен строго придерживаться, пришел чуть раньше оговоренного времени в гримерную комнату, положил перед собой диктофон, листок и карандаш, которым я мог рисовать на полях глупые рожицы. Просидев впустую пятнадцать — двадцать минут, прошелся, чтобы размять суставы, и только тогда заметил спавшего в углу старенького режиссера. Он был похож на плюшевую игрушку. Но когда я попробовал его разбудить, он вздрогнул, как древний питон, увидевший вдалеке ужин.

Куски кожи с мохнатыми растрепанными бровями свешивались на глаза, так что понять, бодрствует он или снова заснул, было нельзя, но я принялся задавать вопросы. Я заметил, что режиссер стал медленно приближаться ко мне. Он почти не подавал признаков жизни, за исключением равномерного скрипа голоса. Еще иногда его крошечные пальцы руки вздрагивали и принимались наглаживать край стола.

Не покидало чувство, что несколько пальцев сейчас отделятся от этой руки и поползут в моем направлении. С каждой минутой сильней ощущалась молодая энергия жизни, которую еще заключал в себе пожилой режиссер. Но дряблое туловище не давало этой энергии выхода. Рука бессильно упала с края стола и медленно поползла к моему колену. Наклонившись ко мне, режиссер зашептал что-то неразборчивое, и лицо его стало озорным и не по-стариковски, а по-девичьи лукавым.

Он был похож на героя рассказа Достоевского «Бобок» — полуразложившегося под землей мертвеца, призывавшего ничего не стыдиться. Этому древнему чудищу нужны были жертвы, нежные мальчики, но стариковское зрение не позволяло заметить, что сидевший перед ним мальчик полуседой, с извилистыми морщинами у глаз, с вставными зубами.

* * *

В тот день я вернулся на улицу Комсомола. Хотелось побыть одному, зарыться в кровать, укрывшись от мира драными пледами. Возможно, крепко прижать Марселя к себе, если бы он дал на это согласие. Ветер свистел в стене и встряхивал рамы окон. Еще был день, но за окном было непроглядно темно, казалось, что внутри этой мглы заключено что-то смертельно тяжелое, грозное, громадная глыба льда или что-то еще похуже. Я понял, что заболел. Пока я шел от входной двери до кровати, успел получить три сообщения — короткое от Михаила Енотова: «Что это за хуйня?» — от Лиды: «Тебя сегодня не ждать?» — от неизвестного номера — видимо, это был режиссер — с приглашением в театр.

Первое и последнее я решил до поры отставить, а вот прочтя сообщение Лиды, с досадой ткнул себя телефоном в лоб. Получился удар в область третьего глаза, помечаемую индусами красной точкой наподобие лазерного прицела.

Из-за работы я позабыл, что Лидины дети возвращались уже завтра. Она предупредила, что знакомиться необязательно, мы ведь еще мало вместе. Да и для детей это тоже стресс, хотя, конечно, так называемая мужская рука им бы не помешала, а то они в последнее время как-то совсем… Нет-нет, конечно, я с радостью познакомлюсь с этими сорванцами, вообще-то я обожаю детей, да и тебе нужна будет серьезная помощь, поддержка (на что она сказала с улыбкой, что приезд детей — это не трагедия и не стихийное бедствие, хотя, конечно, временами и правда кажется, что это что-нибудь вроде бедствия). Ну, значит договорились! Они любят конфеты, мороженое? Они обожают еду из «Макдоналдса». Ну и отлично, возьму хэппи-мил, если мне память не изменяет, в комплект там входит игрушка, ну и так далее и тому подобное. А теперь я писал ей с униженно-жалобной интонацией, что заболел: удивительное совпадение — не болел в такой холод, в разгар эпидемии гриппа, а сегодня вот заболел, да так, что не мог даже встать с кровати.