Читать книгу - "HHhH - Лоран Бине"

– Глупцы, – бормочет Даладье вполголоса, – если бы они знали, чему аплодируют»[83].

Некоторые, впрочем, подозревают, что Даладье никогда не произносил ничего подобного, сомневаются в такой его прозорливости и в том, что в нем еще сохранилось хоть сколько-то бравады. Эти слова приписал ему Сартр в своем романе «Отсрочка»[84].

70

В любом случае речь Черчилля, произнесенная им в палате общин 5 октября, отличалась куда большей прозорливостью и, как всегда, большим величием.

«Мы потерпели полное и сокрушительное поражение… (Здесь Черчиллю пришлось надолго прерваться – пока утихнут свист и крики протестующих парламентариев.) Мы находимся в центре грандиозной катастрофы. Путь вниз по Дунаю… дорога к Черному морю открыты… Все государства Центральной Европы и бассейна Дуная одно за другим будут попадать в орбиту широкой системы нацистской политики… которая диктуется из Берлина… И не надо думать, что этим все кончится. Это только начало…»[85]

Некоторое время спустя Черчилль обобщает все сказанное им в те дни в своем бессмертном хиазме[86]: «У вас был выбор между войной и бесчестьем. Вы выбрали бесчестье, теперь вы получите войну».

71

Слышен измены звон измены звон

Чьи руки колокол раскачали?

Славная Франция и Альбион!

А мы им так доверяли!

(Франтишек Галас)[87]

72

«От полутрупа преданной ею нации Франция вернулась к белоту и Тино Росси».

(Монтерлан)[88]

73

Две великие западные демократии сдались, отступили перед наглыми притязаниями немцев, Гитлер мог торжествовать. Мог, но вопреки всему вернулся в Берлин недовольным, обозленным, проклинающим Чемберлена. «Этот тип лишил меня возможности войти в Прагу!» – пожаловался он Шахту[89]. Ну а что ему, действительно, еще несколько гор? Вынудив чехословацкое правительство пойти на уступки, слабые, трусливые Франция и Англия лишили тем самым нацистского диктатора возможности сразу же достичь своей истинной цели: не просто урезать территорию Чехословакии, но «стереть ее с карты», иными словами – превратить в провинцию рейха. Семь миллионов чехов… Семьдесят пять миллионов немцев… Вопрос времени…

74

В 1946 году, на Нюрнбергском процессе, представитель Чехословакии спросит начальника штаба Верховного командования вермахта Кейтеля[90]: «А напал бы рейх на Чехословакию, если бы могущественные западные державы в тридцать восьмом поддержали Прагу?» И Кейтель ответит: «Конечно же, нет. Мы были тогда недостаточно сильны в военном отношении».

Гитлеру и впрямь есть из-за чего бесноваться. Франция и Англия распахнули перед ним дверь, от которой у него не было ключа, и, проявляя подобную услужливость, совершенно очевидно, побуждали его к действиям.

75

Начиналось все именно здесь, в мюнхенской пивной «Бюргербраукеллер», ровно пятнадцать лет назад. Но на сей раз около трех тысяч человек собрались в огромном зале не затем, чтобы отметить очередную годовщину Пивного путча[91]. Ораторы друг за другом поднимались на трибуну и все как один требовали возмездия: за день до того семнадцатилетний польский еврей, родители которого были высланы из Германии, смертельно ранил секретаря германского посольства в Париже. Гейдрих в силу своего положения прекрасно знает, что потеря невелика: этот самый секретарь посольства не стеснялся своих антифашистских взглядов и давно был под колпаком у гестапо как неблагонадежный, но грех не воспользоваться случаем! Тем более что Геббельс[92]доверил ох какое масштабное задание…

Вечер в пивной идет полным ходом, а Гейдрих между тем рассылает срочные депеши, касающиеся стихийных манифестаций, которые пройдут этой ночью. Всем подразделениям СД и полиции предписывается поддерживать связь с лидерами партии и СС, ни в коем случае демонстраций не подавлять и единственное, о чем позаботиться, – чтобы не подвергались риску жизни и не пострадало имущество немцев (так, например, нельзя поджигать те синагоги, огонь с которых может переметнуться на соседние, принадлежащие немцам или заселенные немцами, здания). Частные дома и торговые предприятия евреев, указывает Гейдрих, позволено разрушать, но не грабить. Следует арестовать столько евреев, особенно богатых, сколько смогут вместить тюрьмы. Задерживать надо только здоровых мужчин, немедленно связываться с соответствующими концлагерями и отправлять их туда как можно скорее. Распоряжения были разосланы в час двадцать.