Читать книгу - "Счастье - Наталья Ключарева"

Ангел, белый ангел, как тебя зовут? Откуда ты взялся и куда ведешь нас? Разве бывает на свете что-то, кроме серых пятиэтажек, дворов с одинаковыми качелями и сердитых теток, бредущих из магазина «Пятерочка» с пакетами, набитыми дешевой жратвой?

Он смеется, он так много, легко и щедро смеется. Он живой, невероятно, невозможно живой, каждую-каждую секунду, даже во сне.

Он спит, укрывшись своими крыльями. Рядом с ней. Часто обнимает – совершенно невинно, по-братски, чтобы согреть…

Каждое утро она просыпается с мыслью: «Это был сон!»

Но, открыв глаза, видит не унылую съемную квартиру с советским сервантом и пыльной люстрой, которую хозяева не разрешают снять, а незнакомую мастерскую, или кришнаитский храм, или сквот, увешанный черными флагами…

В европейских столицах и в лесной сторожке, в мажорных галереях и на чердаках кто-нибудь восклицает: «Привет, Скворец!» – и распахивает объятия.

– Скворец! Скворец! Мама, ты слышишь? У нашего ангела имя, как у птицы!

Я слышу. Слышу любовь в ваших голосах, мои бедные, изголодавшиеся мальчишки. Слышу любовь в этих выкриках, окликающих его на всех языках мира. Никогда в жизни вокруг меня не было столько любви. Растите в ее лучах, питайтесь ею, пока он длится, этот сияющий, смеющийся наш полет. Но я не могу не думать, как больно будет нам падать.

– Мама, ведь мы никогда не расстанемся? Никогда не вернемся в садик, где злая тетка Маринка заставляет есть свеклу? Мама, так будет теперь всегда?

– А вы у него, у своего Скворца, спросите, я тоже хотела бы знать. И я, к сожалению, знаю. Что это кончится, это не может быть жизнью, по крайней мере, моей…

– Выброси пластинку! – кричит он ей в ухо и смеется, всегда смеется. – Ближайший райцентр мы давно проехали, разве нет? Не трать свои силы – смотри, дыши, рисуй!

И она наконец рисует. Рисует целыми днями, как мечтала всегда. Рисует его летящие белые руки, его непонятное, ускользающее лицо, немного раскосые глаза, тонкие губы, чей вкус ей до сих пор неведом.

Рисует в поездах и на бульварах. Рисует кошек в подворотнях и голубей на площадях. Рисует счастливые и оттого незнакомые лица своих детей, глазеющих, разинув рот, на его очередной фокус.

Рисует прохожих в парках, продавцов на рынках, влюбленных в уличных кафе.

Рисует, когда негде ночевать и не на что ехать дальше. Рисует – и всегда получает ровно столько, сколько им не хватает, и уже почти не удивляется бухгалтерской точности судьбы.

– Только не думай о деньгах, – просит он, склоняясь над очередным заказным портретом. – Думай о человеке, который перед тобой, кто он, зачем и откуда, и о чуде вашей встречи здесь и сейчас. О том, что через полчаса вы разойдетесь в разные стороны, но в его доме останется эхо твоего дара, твой на него, по сути, случайный взгляд.

И она, послушная ученица, смотрит – и учится видеть. Учится не бояться – безденежья и бездомности, незнакомых людей, неведомого завтра, непонятного языка. Учится доверять жизни, просить и принимать подарки.

– Мама, так правда будет всегда?

– Мальчики, я не знаю.

Я боюсь об этом думать. Я думаю только об этом. И не могу дышать. Ведь он неизбежно наступит, наш самый последний день. День, когда он отпустит мою руку и уйдет своей легкой летящей походкой. К другим несчастным. К другой несчастной. Не оглядываясь. Потому что дал мне все, что мог. Потому что я ничего не сумела взять. Неважно.

Он уйдет.

А мне останутся только рисунки. Горы изрисованных альбомов, которые он покупал мне в каждом городе, на каждую заработанную мелочь, первым делом, раньше, чем хлеб и молоко. Вскоре их стало так много, что на блошином рынке нам подарили старый чемодан.

– Давай выбросим? – предлагала я, стыдясь своей изобильности.

– Дурачье! Выброси лучше свою пластинку! – смеялся он и легко вскидывал на плечо этот негабаритный багаж, становившийся все тяжелее.

Когда он случится, наш последний день, мне останется только лечь и умереть, ибо что может быть после? Ничего не может. Ничего не нужно.

Да знаешь ли ты, мой нестрогий учитель, играющий на флейте свой бесконечный «Город золотой», который теперь я точно буду слышать и в раю…

Знаешь ли ты, мой – не мой – общий – ничей ангел, делающий сальто вместо ответа, крепко держащий за руку, не дающийся в руки…

Знаешь ли ты, ловец счастья, такую простую и горькую вещь, с которой я, твоя безнадежная ученица, не в силах сладить, – я никогда не смогу быть счастливой без тебя.

Того ли ты хотел, выпуская меня на волю? Предлагая мне весь мир, упорно и бережно возвращая к моему вечно пренебрегаемому дару.

Наверное, я просто необучаема. И «всегда найду, о чем пострадать». И рано или поздно ты оставишь свои попытки. И уйдешь. Уйдешь. Уйдешь.