Читать книгу - "Парижские подробности, или Неуловимый Париж - Михаил Герман"

Шедевр Маре – с его сотней особняков, тысячей запутанных улочек, таких темных, таких извилистых и так забавно названных, столь противящихся современному движению, что таксисты въезжают сюда, только как следует выругавшись, – это Королевская площадь. ‹…› Как не сочетаются ныне эти переливы кирпича и камня с авторучками и автомобилями «бугатти», с откровенными светскими нарядами 1939 года! Фланеру требуется серьезное напряжение, чтобы спокойно осознать – на площади Вогезов родилась госпожа де Севинье[80]; позднее Марион Делорм, Ришелье, Данжо, Виктор Гюго жили в этом городке внутри большого города, поддерживаемом тонкими и прелестными аркадами.

Но быть может, Фарг и не был бы так строг, если бы Музей Пикассо уже был бы открыт в 1939-м!..

Я люблю Маре ранним утром. Улицы пусты, недавно отмытая мостовая блестит, как после дождя, и длинные тени отчетливо лежат на асфальте, пересекая тротуар, проезжую часть и падая на стены домов на другой стороне. «C’est très parisien dans les rues / Quand l’Aurore fait le trottoir…»[81](Тристан Корбьер[82]). Нежное утреннее солнце высвечивает радостные розовые оттенки кирпичных стен домов Королевской площади и делает почти серебряными потускневшую белизну старых камней.

Утром Маре почти пуст. Из самого сердца квартала за Сеной, за мостом Луи-Филиппа, виден часто, особенно по утрам, в нежной дымке купол Пантеона на Левом берегу, в расщелинах улицах вдруг мелькнут дерзкие разноцветные конструкции Центра Помпиду, выстроенного в 1970-е совсем рядом, и странное, отважное здание Опера-Бастий[83]поблизости. И сколько еще вокруг улочек, переулков, великолепных зданий и церквей – целый мир, для познания которого нужна жизнь.

В самом деле, утром квартал Маре – как, впрочем, и многие уголки Парижа – еще больше похож на себя, встречи былого и нынешнего воспринимаются с тревожной и радостной остротою… Как весело и серьезно снимал на старых, потрескавшихся ступенях церкви Нотр-Дам-де-Блан-Манто[84]молодой фотограф барышню-модель в элегантном свадебном платье, и не было в этом ни гламура, ни профессиональной важности, а просто радость, что утро, что есть работа, что она и занимает, и развлекает их…

Раннее утро в Маре

Но Париж настолько богат воспоминаниями, что в восприятие милого события и этой старой улицы тут же – из каких закоулков памяти? – ворвалась забытая, а в 1960-е годы чрезвычайно модная песенка Жозефа Косма на слова Сартра «Dans la rue des Blancs-Manteaux», связанная так или иначе и с Французской революцией, и со смутами 1968 года в Париже. Ее пела Жюльет Греко:

Dans la rue des Blancs-Manteaux

Le bourreau s’est levé tôt

C’est qu’il avait du boulot

Faut qu’il coupe des généraux

Des évêques, des amiraux,

Dans la rue des Blancs-Manteaux…[85]

Песенка Жюльет Греко заставляет вновь вспомнить о музее истории Парижа – Карнавале[86], куда автор традиционного путеводителя прежде всего пригласил бы «друга-читателя» (так выражались в галантном веке писатели: ami-lecteur). Там много – о страшных днях Террора, но ведь музей этот занимает и особняк семьи Лепелетье де Сен-Фаржо, один из членов ее, Луи-Мишель, был персонажем моей книги о художнике Давиде![87]Уродливый, язвительный, блестящий и по-своему принципиальный человек, жертва возвышенных и жестоких страстей революции, волею истории, художника и пристрастий эпохи ставший национальным героем…

Они великолепны, эти особняки, – и Лепелетье, и знаменитый Карнавале, возведенный самим Пьером Леско, а позднее достроенный Франсуа Мансаром (лучшими французскими зодчими XVI века), украшенный барельефами Жана Гужона, – дом, в котором сто лет спустя жила госпожа де Севинье…

Пале-Руаяль

Думаю, именно эта дама, наделенная блестящим умом и вкусом, осталась душой, genius loci, этих мест. На доме 1-бис, что рядом с павильоном Короля, мемориальная доска: «В этом особняке 6 февраля 1626 года родилась Мари де Рабютен-Шанталь, маркиза де Севинье».

Если бы на каждом доме в Маре, где жила эта восхитительная женщина, поместили бы доски, они встречались бы на каждом шагу, но нужды в том нет. Ее именем названа целая улица – та самая, где находится музей Карнавале, ее последнее жилище в Париже. Тогда она называлась улицей Сент-Катрин.

Когда Дюма в 1648 году («Двадцать лет спустя») приводит в дом аббата Скаррона[88]Атоса, Арамиса и юного Рауля, Мари де Рабютен-Шанталь уже была женой маркиза де Севинье и матерью двухлетней девочки и, наверное, слышала о Скарроне, поскольку была отлично образованна и много читала. Но уж никак не могла и помыслить, что ее литературная слава затмит известность великого острослова, с которым она встречалась в литературном салоне мадемуазель де Скюдери[89], находившемся тоже в Маре, на углу улиц Бос и Дез-Уазо, почти напротив древней и грозной башни Тампль, где суждено было прожить последние свои дни Людовику XVI и его семье.